Атаях еще раз скользнул острым взглядом раскосых глаз по острожным строениям и грустно усмехнулся. Приехал на Красный Яр за помощью против монголов, а сам прикидывает, как лучше идти на город в воинский напуск. Однако все еще может случиться: сегодня — против монголов, а завтра — с монголами.
Тем временем воевода в съезжей советовался с атаманами да детьми боярскими, как быть, чтоб и смятение в остроге было невелико и чтоб лучшим образом подготовиться к встрече Алтын-хана, если он бросится вдруг на Красный Яр. Скрябин явно боялся несметной монгольской силы. Вжавшись в свое кресло под иконой, он ждал разумных советов. Но люди как бы потерялись, они ничего не говорили напрямки, не зная наверняка, придутся ли по душе Михайле Федоровичу их слова.
— По прошлым летам, так не похоже, чтоб киргизы шли набегом, — медленно, будто взвешивая слова, сказал Дементий Злобин. — Для походов на Красный Яр киргизы выбирали раннюю осень, когда народ оправлял жатву.
Скрябин смекнул, к чему клонит бывалый атаман. Злобин опасается, что никаких монголов в Киргизской степи нет, что все это — выдумка и военная хитрость Ишея. Красноярцы бросят силы на Ербу-реку, а киргизы тогда всеми своими отрядами кинутся к городу!
Воевода подумал, что атаман — воин попытанный во многих ратных делах и прозорливый, его на кривой не объедешь. Но Скрябина несколько смущал внезапный приезд Атаяха, старшего Иженеева сына. Для княжича это был довольно смелый шаг. Ведь стоит воеводе лишь приказать — и снова быть Атаяху в аманатах: лучшего заложника вряд ли можно найти. Князь Иженей, наверное, не решился бы на такой опрометчивый поступок, если бы замышлял какую-то хитрость против русских. Ведь кому-кому, а Иженею известно, что бывает с аманатами, когда острог оказывается осажденным.
— А при Архипе Акинфове Иженей был под Красным Яром? — спросил воевода.
Дементий понял, что пришло на ум Скрябину, и, как помелом, махнул густой и длинной — до пупа — бородой. Собственными глазами видел Иженей из-за Качи поголовную казнь на острожной стене, когда его родичей, тубинцев и киргизов, вешали. Можно ли позабыть про такое?
В избе желтая призрачная полутьма и жара — все изрядно взопрели, раскисли. Скрябин мягким шелковым платком сверху вниз вытер лицо и снова отвалился на высокую спинку кресла:
— Ужо говори ты, Родион.
Атаман Кольцов невесело поднял тонконосую, угарную с похмелья голову, поскоблил в густой спутанной бороде. Все, кто был в съезжей, мигом оживились и потянулись к нему настороженными взглядами: Родион непременно скажет что-то дельное, не любит он болтать попусту.
