…В конце лета 1919 года Виктор Яковлевич с одиннадцатилетним сыном Михаилом отправился из деревни на охоту. Деревня называлась смешно — Тит, и состояла она всего из одной избы, которую когда-то поставил в тундре дед Виктора Яковлевича — Тит. В этой избе и жил сам Попов с женой, шестью сыновьями, двумя дочерьми и двумя племянниками.
Охота на гусей была удачной, за несколько дней настреляли с сыном сто пятьдесят штук, жирных, тяжелых. Теперь семья будет обеспечена мясом на всю долгую зиму. Можно было настрелять еще, но лодка больше не вместила бы. И без того ее борта всего лишь на два пальца поднимались над водой.
Перед дорогой следовало закусить, попить чаю. Виктор Яковлевич послал Мишутку собрать сухих сучьев для костра, а сам спустился к лодке за котелком, чайником и припасами. Поднимаясь на крутой, обрывистый берег, заметил черные, глянцевито отблескивающие камни. Из любопытства стукнул топориком, камень неожиданно легко раскололся. Попов поднял обломок, посмотрел на излом, слоистый, сверкающий, будто лакированный. Понял, что эФо такое: не век в тундре жил, кое-где побывать и кое-что повидать довелось.
Он видел уголь на Дальнем Востоке в 1904 году, когда шли к Мукдену. С той поры остался шрам на плече от японской пули да медаль с непонятной надписью: «Да вознесет вас господь в свое время». Почему и куда вознесет — было неясно. Видел груды угля у железнодорожных путей, когда их, солдат, десятью годами позже везли на западный фронт. Два года Попов был снайпером (пригодились охотничьи навыки), кормил окопных вшей где-то у Пинских болот, пока не нашел его осколок немецкого снаряда. После госпиталя уволили по чистой: езжай в свою тундру. Он не заставил себя долго упрашивать: стрелять по людям не хотел и не любил. Тундра восстановила его былое здоровье.
Так вот, повертел, повертел Попов в руках обломок черного камня, и вдруг пришла ему в голову мысль подшутить над Мишуткой. Отколол еще несколько кусков, поднялся к костру. Сын уже сидел рядом с огнем, не сводя с него взгляда. Отец усмехнулся: он тоже любил глядеть в пламя костра, Мишутка в него.
— Камни могут гореть, как думаешь? — спросил сына, пряча улыбку.
— Нет, камень не дерево однако, — убежденно ответил Миша.
— А у меня и камень будет гореть, я однако волшебник!
Мальчик недоверчиво посмотрел на отца. Вообще-то он боготворил его. Много ли найдется в тундре людей, кто не побоялся бы ездить на железном драконе, который плюется огнем и дымом, громко стучит сотнями круглых лап и бегает быстрее самого сильного оленя? Кто еще слышал, как стреляет большое-большое ружье, из которого можно одним выстрелом убить тысячу гусей или оленей? Кто видел железную птицу, носящую на себе двух людей сразу и послушную их воле? Никто, только отец. Он действительно очень сильный и смелый человек, лучший охотник, но зачем он хвастает? Ведь камни гореть не могут!
