Вспыхнул яростный спор о запчастях, о том, что с таким техническим снабжением работать совершенно невозможно, что он, Степан, не отвечает, если график сорвется. Отгрохотал, отсверкал молниями взаимных упреков и крепких словечек в адрес начальства спор, похожий на короткую летнюю грозу. И снова взревели моторы машин, двинулись в атаку на тундру тракторы и кусторезы, бульдозеры, дисковые и рельсовые бороны.
— Нет, что ни говори, зимой все же лучше, — вздохнул Михаил Яковлевич. — И кочки легче срезать, когда подмерзнут, и кустарник на холоде хрупким становится. Эх, скорей бы зима, что ли!
В общем, это было весьма странное пожелание для мест, где сравнительно теплый период длится не более двух-трех месяцев. Но, видимо, у Михаила Яковлевича и его механизаторов были веские причины с нетерпением ожидать холодов.
Низко над нашими головами прогудел АН-2, четырехкрылый воздушный работяга, которого здесь ласково зовут «антоном», «антошей». Михаил Яковлевич погрозил самолету кулаком и крикнул, будто пилот мог его услышать:
— Ты мне не портачь, как в прошлый раз, ветер учитывай, а то плакали твои денежки!
— Что это вы на него?
— Чтоб дело по-настоящему делал, за это ему платим, — ворчливо ответил Михаил Яковлевич.
Однако долго сердиться он не умел, жизнерадостная, веселая натура брала верх над всякими неприятностями. Уже шутливо он рассказал, как недавно летчики обмишулились, не сделав поправки на снос и опылив ядовитым препаратом не лесотундру, а реку Косью и ее пойму.
В результате опыления древесная растительность засыхает, и впоследствии ее легче удалять с осваиваемых участков. Если же не применять опыления, то после работы кусторезов и бульдозеров от оставшихся в земле невыкорчеванных корней в первое же лето появляется буйная поросль, достигающая высоты более метра.
— Вон сколько повылезало, — с досадой показал он на гибкие зеленые прутья, видневшиеся на распаханном поле тут и там. — Плакучая ива. Здесь не ей приходится плакать, а нам от нее! И до чего ж упряма, каналья! Доброе, так то само не хочет расти, выхаживаешь его, как с родным дитем нянькаешься, а эта прет и прет из земли, точно на дрожжах!..
Катерок, зарываясь носом в волны, деловито тарахтел движком. Мимо проплывали низкие, пологие берега. В разрывах прибрежного ивняка то там, то здесь вдруг появлялись поля, на которых матовым серебром поблескивали на солнце мягкие волны овса. А совсем еще недавно, год или два назад, здесь была заросшая кустарником тундра, моховые болота, непроходимая чащоба, где рождались, старились, умирали и гнили тысячи кривых деревьев.
