– Уйдешь? – шепнула я в прихожей.
– Да нет, – она пожала плечами и улыбнулась. – Буду тщательнее чистить птицу.
Некоторое время спустя молодые затеяли ремонт. Аннушка смеялась, рассказывая о том, как он продвигается: «Ребята, вы не представляете, какое это испытание для семейной жизни – клеить вместе обои и подгонять рисунок! Но мы справились, ни разу не поругались!» А на следующий день я ей позвонила.
– Она у родителей, – буркнул Гриша и бросил трубку.
– Ты представляешь?! – моя терпеливая подруга захлебывалась от возмущения. – Гришка доклеивает обои в большой комнате, я подметаю. И вдруг он говорит: «Вот ты, Анька, хоть раз предложила бы: Гриша, давай я тебе помогу!» Я обалдела так, что веник из рук выпал. Ладно бы, сказал, когда я с книжкой валяюсь или телик смотрю! А веник я подобрала и еще раз швырнула – демонстративно!
Попытка извиниться была сделана весьма своеобразно. Ночью.
– Я вот лежу, Анна, и думаю: какой я нехороший человек! Какой же я нехороший человек! – повторил он с нажимом, не услышав ответа. Аня молчала, отвернувшись к стене. Ее душили злые слезы. – Какой я страшный человек! И как ты меня терпишь?!
Расчет был понятен. Григорий часто заводил подобные песни, и Аня начинала его утешать и убеждать, что вовсе он не плохой (не несчастный, не невезучий и т. д.). Но сегодня ожидаемого эффекта не последовало. Девушка рывком поднялась, села и металлическим, столь не свойственным ей голосом произнесла:
– Так, все!
– Что все?! – не понял обличитель.
– Все – значит все! – снова легла и, отвернувшись к стене, уснула.
Утром она встала, заправила только свою постель, позавтракала, убрала и вытерла со стола лишь за собой, помыла свою чашку, собрала вещи и ушла.
– Анют, ты не переживай, – неловко попыталась утешить я. – Прибежит!
– А знаешь, не хочу! Пусть не прибегает. У меня такое ощущение, будто гора с плеч свалилась! Снова можно делать то, что я люблю, и так, как хочу и как умею, не опасаясь критики. Господи, сколько крови он из меня высосал! Сама не знаю, как вынесла.
– Ты его совсем не любишь?
– Привязалась, наверное. Но того чувства, ради которого стоило бы все это терпеть, нет и не было и в помине. Вампир, в натуре!
Я промолчала, вспомнив о многострадальной утке и подивившись Аниному терпению.
Звонок раздался месяца через полтора.
– Привет! Я у твоего подъезда. Выйти можешь?
– Да, конечно.
Она спустилась в халатике и старой стройотрядовской курточке, явно не собираясь никуда уезжать. Села в машину.
