Срезая путь, мы проходим через сад Дзержинского. Опьяняюще пахнут цветы на клумбах. Весь сад покрыт белым светом цветущих груш. Потом мы выходим к клубу. Его восстанавливают пленные немцы. На развалинах написаны лозунги на немецком языке.
— Возьми правее! — требует конвойный.
Мимо, покачиваясь на ухабах, пятится задом самосвал с цементным раствором.
Немцы работают медленнее наших рабочих. Зато аккуратнее. Нет плешин разлитого раствора, площадка чисто подметена, кирпичи сложены один к другому. Да и штукатурят они по-другому. Я, например, с первого взгляда могу определить, какой дом восстанавливали наши, какой пленные.
Пленных охраняют часовые. Тоже немцы. В руках у них красные кружки на палочках. Когда кто-нибудь из пленных переходит границу своей стройки, часовой поднимает над головой кружок и кричит: «Ахтунг!»
— Знаешь, что у них написано? — тихо спрашивает на ходу Руслан.
— Где написано?
— На стенах. Лозунги.
— Какие лозунги?
— У немцев. Не смог перевести?
— Не смог.
— Я перевёл. В самом верху написано: «Наш долг построить то, что мы разрушили!» И знаешь, их никто не охраняет.
— Не разговаривать! — слышен сзади окрик.
Мы идём дальше. Почему-то вспоминается Анечка, абрикосовая косточка. Что-то я недопонимаю в жизни. Что? Где-то я несправедлив к людям, где-то слишком добр или слишком требователен. Где и в чём? Кто знает? Человек сам учится ходить. Неужели есть люди, которые идут прямо, через всё переступая, не оглядываясь по сторонам? Кто они, мудрецы или дураки? Может быть, человек не должен искать, ошибаться, порой ненавидеть себя за совершённые ошибки?
Настроение у меня испортилось. Яшка не болтун. Да я и не боюсь, если он отцу скажет. Не знаю почему, но мнение отца для меня ноль без палочки. Перед Анечкой и Женькой будет стыдно. Анечка поджала бы губы и два бы дня не разговаривала — презирала бы. Женька — тот станет выручать. У него свои методы воспитания. Анечке не за отца надо было выходить замуж, а за Женьку. Они чем-то похожи.
Обо мне разговор короткий. А вот если мать Руслана узнает, опять скажет, что я плохо влияю на её сына. Она так дрожит над своим Русланом, ждёт, когда он выучится. Она — простая работница. Всю войну стояла у станка. И сын для неё — это будущее, как бы итог её работы. Она очень любила Русланова отца. Когда он уходил на фронт, он сказал: «Береги сына!»
Она и берегла. А из-за какого-то дружка сына забрали в милицию. Жизни теперь не будет от неё. Нас, конечно, отпустят, мы забудем про три мешка картошки. А она не забудет. Я буду для неё врагом номер один.
