У меня свои заботы — алгебра! На ящике со стеклом лежит учебник. Я решаю в блокноте самые элементарные примеры. Мне надо перерешать весь учебник.
— Гришка! — зовет Анечка.
В нашем классе почти все переростки. Мы прямо обовшивели двойками. Каждый мечтает как-нибудь выбраться из седьмого класса — и в техникум. В техникуме дают рабочую карточку, платят стипендию.
— В техникуме всё изучают сначала, — говорят мне.
Макар Моисеевич вызывал меня. Надо кончать, конечно, с двойками. И в райкоме комсомола потребовали. Теперь у нас есть организация. Я — секретарь. А что я могу сделать, когда у меня у самого алгебра хромает на обе ноги?
Ребята отшучиваются. Для них самая лучшая отметка — тройка.
— Отличник — плохой ученик, — с серьёзным видом рассуждают они. — Выскочка! Четвёрочник тоже не вполне морально чист: может учиться на «пять», но ленится. А вот троечник… Троечник — самый что ни на есть сознательный человек! Он может получить двойку, но он тянется. И чтоб не подводить класс, получает тройку.
Подобными разговорами делу не поможешь!
Я смотрю в щель между досками и вижу, как в развалину, согнувшись под тяжестью куля, входит отец. Складывает куль в угол на помост.
Я осторожно переворачиваю страницу учебника. Теперь следующее правило.
Я пропустил много уроков, и мне стало невыносимо трудно к концу учебного года.
— Ой, Витя! Помоги! — дребезжит голос Анечки. В щель хорошо видно, как она прислонилась к стене, прижав к груди, как ребёнка, пакет с цементом.
Отец быстро подбегает, берёт.
— Началось? — ворчливо спрашивает он.
Анечка отворачивается к стене. Её тошнит.
— Ну вот! — говорит отец и бросает пакет с цементом на помост. — Я же тебя предупреждал. Чем дальше, тем труднее. Взрослая, должна понимать.
Плечи Анечки вздрагивают. Она плачет.
Я никогда не видел, как мачеха плачет. И я вдруг понимаю, что она значительно слабее меня, что если она и ругается, так больше из опасения, что я совсем перестану с ней считаться и перестану её уважать.
— У меня первый раз! — рыдает она. — Я так ждала. Я хотела.
«Чего она ждала? — размышляю я. — Объелась, что ли?»
— Пойми! — разводит руками отец. — Рано! Нельзя сейчас. Ну, где нам, где?
— Оставлю ребёнка! — глухо говорит Анечка и смотрит на отца грустно, точно она знает что-то такое, что недоступно отцу.
— Ты вроде Гришки! — говорит отец. Он расхаживает взад-вперёд. — Дом построить — это самое главное! Для вас же! Ну, иди сюда! Сядь рядом. Что-то покажу.
Отец берёт Анечку за плечи, подводит к доскам, усаживает. Мне не видно, что он показывает Анечке, зато слышно их дыхание.
