Он дал мне шанс, а если откажусь, то суды продолжатся, а пока они идут, мне остается сидеть на острове и… что?
Мешаться под ногами одного брата?
Испытывать терпение другого?
Задвинуть ящик с треклятым инструментом под кровать, взамен приобрести коклюшки и пару мотков шелковых нитей? И отправлять вывязанные салфетки Мару? Это… по меньшей мере глупо. Правда в том, что работать нормально мне не позволят. Но и согласиться, признавая поражение, я не могу.
Вот не могу — и все тут.
Пусть и упрямство это глупо… Мар теперь душу положит, чтобы мне было хорошо на этих вот заводах… лаборатория будет… условия… все, чего пожелаю, в разумных пределах, само собой. Так какого я сижу и…
Я могу выдвинуть встречные условия.
Мы поторгуемся, а потом…
Невеселый выбор.
— Подписала? — поинтересовался утром Корн, который взял на себя труд сопровождать меня. И не скажу, что между нами вдруг возникла глубокая привязанность. Скорее… он полагал себя ответственным за мои неудачи, а я… мне нужен был кто-то, за кого можно спрятаться.
— Нет, — выглядела я, надо сказать, препогано. И зеркала в гостинице «Зеленый Эйерин» были беспощадны. Тощая. Не складная. В платье дорогом, но при этом сидящем криво, будто взятом в долг у более состоятельной подруги. Волосы и те поблекли, а веснушек, напротив, стало больше, отчего лицо мое казалось рыжим.
— Молодец.
Корн подал руку.
— Почему?
— Потому что, если он предлагает мир, то тоже устал от войны.
Логично. Но устала и я… я не хочу больше воевать. Не хочу рассказывать судье в сто двадцатый раз историю нелепой моей жизни, не хочу отвечать на вопросы законников, в каждом выискивая подвох…
Выполняла ли я супружеские обязанности должным образом?
И не могло ли получиться так, что недостаточное мое старание вынудило супруга искать…
Была ли я внимательна.
Проявляла ли я интерес к делам новой моей семьи и хозяйству?
И не сама ли во всем виновата?
Виновата.
В наивности и в глупости, а еще в надежде, что с людьми можно договориться.
— Все будет хорошо, — Корн потянул меня за прядку волос. — Просто… помни, что если долго сидеть на берегу моря, оно сделает тебе подарок.
— Я… не уверена.
Мне хотелось плакать.
За прошедший год я сильно похудела, обзавелась бессонницей, с которой не справлялись и темные травяные капли, и дурной привычкой плакать по любому мало-мальски значимому поводу.
Я шмыгнула носом.
И стиснула в руке платок. Не буду… вот не буду и все…
— Он не даст мне работать. — Я не отстранилась, когда Корн меня обнял. От брата пахло дорогой туалетной водой, но еще и морем. Запах этот, бывший частью его, успокаивал. — А я не хочу… остаток жизни… с коклюшками… я не хочу…
