. Поскольку молодой джентльмен пользовался слуховой трубкой, он повернулся, когда с ним заговорили, и стала ясна причина этого феномена. Предполагаемый далекий звук на самом деле раздавался вблизи, будучи отзвуком ветра в инструменте, которым был вынужден пользоваться юноша, но который при других обстоятельствах никогда не издавал звуков, услышанных его старшим другом.
Следует только добавить, что чисто надуманное поверье о существование Дикого Охотника в Германии, видимо, имело свое происхождение в склонности, под влиянием обманов органов слуха, с почтением относиться к многочисленным звукам, что слышны в глубине непроходимых лесов. Тот же след можно видеть в сходном шотландском суеверии, так тонко описанном безымянным автором «Альбании»[45]:
Там, с дней надменных танов Росса,
Готовы были всякий день
Устраивать ловитвы — на оленя.
На волка злобного. И часто звук рогов
Охотничьих вдруг раздавался,
Сначала в отдаленье, а потом
Все ближе, и вторили ему
Собачий лай и ржанье лошадей,
И крики возбужденных от погони,
И горестный оленя всхлип, и свист
Стрелы, и громовой копыт раскат.
И прядала ушами телка,
Что на лугу паслась, и невзначай
Глядел по сторонам пастух, ища,
Откуда этот гомон и смятенье.
Но на холмах, как прежде, ни души,
И только дрожь по телу от предчувствий
Дурных, ничем, увы, не объяснимых —
В разгаре день, час призраков далек.
И злобным духам время не приспело
Еще пугать; но стынет в жилах кровь...
Необходимо также помнить, что обманы органов слуха, производимые чревовещанием или какими-то еще способами, могут быть причиной многих самых удачных мистификаций, которые доверчивые люди принимают за потусторонние голоса. Органы осязания, похоже, менее подвержены обманам, чем органы зрения или обоняния, известно немного случаев, когда они становятся столь ненадежными, как глаз или ухо, получающие информацию об объектах с большего расстояния и с меньшей точностью. Тем не менее есть одна ситуация, при которой орган осязания, так же как и другие, способен ввести своего хозяина в заблуждение по отношению к обстоятельствам, которые на него воздействуют. Это происходит во время сна, когда спящий трогает рукой какую-нибудь другую часть своего тела. Он, очевидно, в этом случае и актер, и зритель, одновременно хозяин и органа осязания, и того, который трогает; в то же время, чтобы усложнить вопрос, рука одновременно не только трогает какую-то часть тела, но и получает ощущение от этого прикосновения; то же самое относится и к этой части тела, которая одновременно и ощущает прикосновение руки, и передает в мозг сообщение о ее размере и других свойствах. Когда, как и во время сна, пациент не понимает, что оба органа — его собственные, его мозг испытывает затруднение от сложности ощущений, идущих от двух частей тела, на которые одновременно происходит воздействие, и это взаимное воздействие и способствует созданию клубка противоречий в теории снов. Эта особенность осязания, не ограничиваемого каким-то отдельным органом, но рассредоточенного по всему телу человека, отмечена Лукрецием
