* * *
Сойдя с поезда, Ясмина не узнала улиц, на которых играла в детстве. Сюрреалистическая картина опустошения, бессмысленный кошмар, от которого Ясмина никак не могла очнуться. Пахло пеплом и разложением. Всюду завалы, мусор и сгоревшие автомобили, раскиданные и перевернутые, как игрушки, брошенные каким-то великаном, который в злобной ярости протопал по улицам и двинулся дальше. В асфальте зияли глубокие воронки, между ними валялись трупы собак, облепленные мухами. Обвалившиеся фасады домов обнажали внутренность комнат – гротескные кукольные домики. Сквозь прорехи в крышах сияло небо. Дом семьи Скемла, калабрийские виллы и Бен Сайдан… одни руины. Здесь, в порту, бомбардировщики оставили еще больше разрушений, чем в центре. Кого теперь ненавидеть больше – англичан и американцев или немцев и итальянцев? Почему они устроили свою проклятую войну в раю ее детства? Всю дорогу от вокзала до рю де ля Пост Альберт, Мими и Ясмина думали об одном и том же, не произнося этого вслух: хоть бы уцелел наш дом!
* * *
С улицы он выглядел почти как обычно.
– Камни терпеливы, – с облегчением сказал Альберт.
– Слава Богу! – воскликнула Мими.
Только мезуза больше не висела на дверном косяке – кто-то сорвал ее, остался лишь гвоздь. Мими осторожно открыла дверь. Та без усилий распахнулась и тут же сорвалась с петель. То, что они увидели за ней, разбило им сердца. Прихожая представляла собой гору камней. Стены и потолок наполовину обрушились. Их дом больше не стоял, он висел на ниточке. Держался на себе самом, упорный, как боксер, не желающий падать в нокаут. Бомба проломила крышу и перекрытия, перед тем как взорваться на кухне. Стена со стороны сада почти отсутствовала. Зияющая дыра походила на театральную сцену без занавеса, только непонятно было – то ли ты смотришь на сцену, то ли сам стоишь на сцене, а из зрительного зала на тебя таращится пустота.
Ковры исчезли. Обеденный стол, стулья, столовое серебро… Осталось только пианино Виктора. Словно реликт из потерянного мира, оно стояло посреди опустошения, с расколотой деревянной облицовкой, покрытое пылью. Из туалета исходила жуткая вонь. Открыв туда дверь, Мими не сдержала возгласа омерзения. Солдаты справляли там нужду как скотина.
– Здесь нельзя оставаться, – сказала она.
Альберт не произнес ни слова. В глазах его стояли слезы. Ясмине больно было видеть отца таким беспомощным. Мужчина, стыдящийся того, что не может обеспечить семье кров. Она взяла его за руку и сказала:
