— Что с вами, ата?
— Ох, сестрица… Вот уж два дня… — он говорил прерывисто, будто задыхаясь, — весь, как в огне… Все тело ломит! Голова прямо раскалывается! На работу надо, а я… Апа, выпишите мне лекарства, какие надо, и этот… булутен.
Доктор внимательно посмотрела на Буриходжу — выглядел он, и правда, неважно, даже пот выступил на лице.
— Похоже, у вас температура, — она встряхнула термометр, протянула его Буриходже. — Ну-ка, смерьте.
— Ох, ох…
Буриходжа сунул градусник под мышку, где была зажата еще горячая картошка, и замер в смиренной позе, понурив голову, скорбно поджав тонкие губы. Через несколько минут он вернул градусник доктору. Та, надев очки, взглянула на шкалу и оторопела: ртутный столбик подскочил до сорока двух градусов!
С озабоченным видом она взяла больного за кисть, чтобы проверить пульс. Буриходже пришлось вытянуть руку — и картофелина выпала из-под мышки, глухо стукнулась о пол. Тряпица развернулась, картофелина медленно покатилась по кабинету. Доктор совсем опешила:
— Это еще что?
— Э-э… — только и промямлил больной.
— Откуда картошка?
— О, всемогущий! — Буриходжа закатил глаза. — Кто же это мне ее подсунул? Доктор-апа… Давайте я еще померяю… Ей-богу… у меня и без картошки эта… температура.
Последние слова он произнес без особой уверенности. Недоумение на лице докторши сменилось негодованием:
— Довольно!.. Какой позор!
Буриходжа нагнулся, поднял с пола картофелину.
— Кто же мне ее подсунул?.. Ума не приложу… Вот ведь оказия! — он как-то механически положил картошку в карман, встал, направился к двери.
Доктор смотрела ему вслед с горечью и презрением:
— Ну люди!.. Не стыдно вам?.. Дожили до седых волос…
А Буриходжа все бормотал под нос:
— О, аллах, кто же мне ее подложил, черт бы ее побрал?.. — у самых дверей он обернулся, уныло спросил: — Маржи-апа!.. Булутен, значит, не дадите?..
Женщина молчала.
— Ну да, ну да… Конечно… — Буриходжа распахнул дверь, вышел в коридор.
После его ухода доктор некоторое время сидела неподвижно, сжав виски ладонями. Потом усмехнулась, отправилась в кабинет главного врача и уже с юмором рассказала о проделке старого симулянта. Оказавшаяся тут же Фарида от души смеялась вместе с другими, но узнав, что это был Буриходжа-амаки, осеклась: он же — отчим Алиджана…
А Буриходжа, как только очутился в коридоре, сорвал со лба повязку и, прихрамывая, бросился вниз по лестнице, словно волк, преследуемый собаками. На улице он остановился, переводя дух, бессмысленно озираясь. Немного успокоившись, поспешил в знакомую чайхану. Те, кто чаевничал там с утра, воззрились на него с изумлением: эка, быстро выздоровел! Буриходжа забился в дальний угол, потребовал чаю. Со вздохом достал злосчастную картофелину — не пропадать же добру! — ногтями снял кожуру, произнес традиционное «бисмулла!» и съел картошку, запив ее чаем. Подняв голову, он увидел в другом углу приятеля, перед которым лежали разломанные лепешки, сахар, сладости. Тот жестом пригласил Буриходжу разделить с ним трапезу. Взяв свою пиалу и чайник, Буриходжа с готовностью пересел к приятелю, буркнул привычное «бисмулла!» и тут же жадно потянулся за лепешкой. Разжевывая ее, сказал: «Недаром молвится — сорок друзей разделят поровну и одну кишмишинку…»
