– Учитель, это всего лишь я… – услышал я знакомый шепот. Тут уже я прекратил оборону.
– Лаура? – В ответ кончик влажного языка лизнул мою верхнюю губу, кончик носа, веки. – Великое небо, девушка, да как ты меня здесь нашла?
– Я искала тебя, самый милый, повсюду, спеша в сторону Генуи. Но, ведомая сердцем, на белой стенке возле Специи увидала я твой изумительный рисунок, представляющий вашего слугу. О мой любимый, теперь уже нас никто не разделит!
Очередной поцелуй практически отобрал у меня дух. Но не настолько, чтобы через миг я не спросил:
– А что с Мазарини?
– Даже и не знаю, жив ли он, – в голосе синьорины Катони прозвучала неожиданная печаль. – Он храбро защищал нас от преобладающих сил неприятеля, несмотря на полученные им раны; тем не менее, когда языки огня от подожженной конюшни охватили крышу постоялого двора, он сдался. Имперские повезли его с собой, наверняка во Флоренцию.
– Ну а ты, как удалось тебе?
– Я сбежала под покровом темноты, чудом спасая жизнь, когда оказалось, что тебя на постоялом дворе нет. Немцы разъярились настолько, что никого, кроме легата, в живых не оставили.
– Храбрая ты моя малышка, – воскликнул я, а поскольку к этому моменту уже сумел высвободить руки, прижал девицу к себе, открыв неожиданно, что под обширным плащом она совершенно нагая. Да еще и к тому же горячая, распаленная…
Все произошло уж слишком быстро. Правда, трудно было меня в чем-то обвинять, ибо не знаю я мужчину, ну, разве что, кроме эрцгерцога Ипполито, который не поддался бы жаркому телу, что льнет к нему, оплетает ногами и руками изо всех сил. Обстоятельства только облегчали дело. Я спал без одежды, а Лаура молниеносно избавилась от плаща. И мы утонули в безумии ласк. Да может ли быть что-нибудь более чудесное, чем свежесть первой молодости, объединенной со зрелой виртуозностью пожилого мужчины. При случае, эта юная дева изумила меня совершенством своих ласк, тем более изумительным, что продиктованным интуицией и чувством, в силе которого я не смел, да и не желал усомниться.
Всего лишь раз вскрикнула она от боли, когда я входил в нее по подобию завоевателя неизвестных стран, но когда замялся, а не оставить ли свой порыв, Лаура крепче сплела ноги у меня за спиной, требуя, чтобы я не переставал. Что ж, я и не переставал, подгоняемый нежными словами, криками наслаждения и плачем от счастья, когда мы вместе преодолевали Апеннины объединения, стремясь к Гималаям оргазма. Прости меня, Моника! Прости, благословенный Раймонд! Разве не удалось вам спасти моей грешной души!
