— Живей, Луиза! Он уже здесь.
Тетка не переставая улыбалась во весь свой зубастый рот и называла его «мой маленький Жиль».
— Сейчас вы увидите ваших кузин. Боже, как досадно, что Боб в Париже! Я уверена, вы с ним…
Здесь было поскромней, чем в домах, где Жиля принимали накануне: обстановка более буржуазная, цвета более темные и приглушенные.
Кузины Жиля разоделись по-праздничному. Та, что косит, — в голубое, другая — в сочно-розовое. В гостиной стоял рояль.
— Благодарю, тетя. Я не буду пить.
— Да не огорчайтесь вы так из-за вчерашнего. После всего, что вам пришлось перенести, вполне естественно…
Омара он есть не стал. На вопросы отвечал вежливо, но без единого лишнего слова.
Зато в свой черед задал неожиданный для всех вопрос:
— Когда я увижу тетю Колетту?
— Надеюсь, вы вообще не увидитесь с этой женщиной! — взорвалась Жерардина Элуа. — Я хочу сказать, что вам не придется с ней общаться. Довольно того, что это дурацкое завещание вынуждает вас жить с ней под одной крышей, и…
— Она одного возраста с дядей?
-— На двадцать лет моложе. Он женился на ней, когда она служила билетершей в кино «Олимпия». Не правда ли, Жан, эта особа не заслуживает, чтобы…
Как бы то ни было, возвратившись на улицу Реомюра, Жан Плантель переменил мнение о Жиле и объявил отцу:
— Будем держать ухо востро. Этот парень себе на уме. Я знаю, что говорю, — весь день к нему присматривался.
Собрание состоялось на следующий день, в десять часов утра, в конторе мэтра Эрвино.
Председательствовал, несмотря на подагру, сам нотариус; ему помогал клерк, от которого дурно пахло. Присутствовал и Рауль Бабен с золотой часовой цепочкой через все брюхо и неизменной сигарой в зубах.
Жерардина Элуа в парадной сбруе держалась подчеркнуто скромно, тогда как Плантель всем своим видом показывал, что взял Жиля под свое покровительство.
Был там еще высокий дряблый субъект со слезящимися глазками, которого все именовали «господин министр»: когда-то он действительно несколько дней занимал этот пост и поныне сохранял за собой сенаторское кресло. Фамилия его была Пену-Рато.
— Итак, господа, я приступаю к официальному вскрытию завещания.
Уж не для того ли Эрвино читает так быстро и невнятно, так подчеркивает одни слоги и глотает другие, чтобы Жиль почти ничего не понял во всей этой юридической галиматье?
— Итак, резюмирую. Жиль Мовуазен наследует все движимое и недвижимое имущество покойного Октава Мовуазена при условии, что поселится в особняке на набережной Урсулинок и не будет препятствовать проживанию там вдовы Мовуазен. Покуда последняя проживает в особняке, но лишь при соблюдении этого категорического условия, я, как душеприказчик покойного, обязан ежегодно выплачивать ей на содержание пенсию в двенадцать тысяч франков, обеспеченную за ней Жилем Мовуазеном… До достижения им законного срока совершеннолетия опекуном над ним назначается месье Плантель, вторым опекуном — его тетка мадам Элуа… Остальные пункты завещания имеют второстепенное значение и явятся предметом…
