Сара придерживается стиля во всем: начиная с сумки стального цвета, заканчивая строгой красной помадой.
– Да, боюсь, что так.
Смотрю на ее бумаги, избегая смотреть в глаза. Она же продолжает смотреть на меня, не пристально, просто вдумчиво и беспристрастно. Я вчитываюсь в ее заметки и потрясенно отворачиваюсь.
Я рассматриваю стены, дверь, свои руки, но ничего не помогает моему мозгу перестать обдумывать прочитанное – он как один из супругов, отрицающий, что опозорил себя чтением сообщений в телефоне своей второй половины.
Но я не могу ни забыть, ни развидеть.
Распечатка из интернета. Меры наказания по делам о нанесении телесных повреждений. На одном конце стрелки было написано «три года».
А на другом было всего лишь одно слово. Пожизненно.
Молчание
Рубен готовит английский завтрак – яичница, бекон, колбаски, бобы. От этих запахов у меня сводит живот. Сейчас я вешу всего пятьдесят семь килограммов.
– А вот и ты, – приветствует меня муж, когда я проскальзываю в кухню, как привидение. Моя пижама вся мокрая – я сильно вспотела за ночь. Вместо сна составляла в уме списки, которые слишком страшно зафиксировать на бумаге, ведь это будут улики.
Следы на земле. Волосы. Волокна от перчаток. Камеры видеонаблюдения.
Рубен целует меня в макушку, но я бессознательно отшатываюсь от него, отдергивая голову, как будто я больная, ядовитая, и он может заразиться. А разве это не правда? Не могу поверить, что мы думали о ребенке.
Он удивленно смотрит на меня – ничего подобного я раньше не делала. Наоборот, всегда с детской потребностью нуждалась в объятиях.
– Приготовил тебе яичницу, – сказал муж вместо вопроса о том, что не так.
На секунду я застыла. Он ненавидит яйца и никогда их не готовит.
– Яйца, чтобы сделать утро вторника веселее, – добавляет он.
Чувствую, как слезы наворачиваются на глаза, но не плачу – я слишком напугана. Не могу выдавить из себя ни звука. Онемела от чувства вины.
– Правда? – переспрашиваю охрипшим голосом.
Рубен понял, что меня нужно развеселить. Что еще он заметил?
– Вот смотри, – он выкладывает яичницу из сковородки. Я киваю. Он ждет моей реакции, но я, не глядя на него, отношу тарелку на стол.
Размазываю яйца и бобы по тарелке, на бортиках остаются оранжевые разводы, которые начинают застывать.
Рубен тоже молчит, но я точно знаю, что обидела его. Он никогда этого не скажет, потому что слишком милый для того, чтобы раздувать ссору из-за яиц, но я же вижу.
– Не могу есть. – Не могу заставить себя протолкнуть еду в пересохшее горло.
