— Как вы себя чувствуете, отец Оккам? — осведомился архиепископ, чуть подавшись вперёд.
— Благодарю, ваше высокопреосвященство, — дреней кашлянул. — Благодарение Свету, вашими молитвами, моё здоровье по-прежнему крепко.
Владыка Бенедикт покивал головой. — Рад видеть, — заметил он. — Что служение Свету вдали от родных мест не умалило ни вашей физической крепости, ни ревности духа. Впрочем, — архиепископ улыбнулся уголками губ. — Сила Света действует повсеместно, и столь же неизменна, как и основы нашей веры.
Отец Оккам склонил голову в знак согласия, гадая про себя, что могла означать эта преамбула.
— И одним из краеугольных камней этой веры, отец экзарх, как вы и сами неустанно напоминаете об этом в своих блестящих проповедях, является послушание, — продолжал архиепископ, не сводя с дренея внимательного взгляда. — Именно послушание дает нам возможность познания пути, ведущего к состоянию полной свободы духа, свободы от власти демонов и порождений Бездны.
— Воистину так, — отец Оккам поднял взгляд и встретился глазами с архиепископом.
— Как ваш архипастырь и предстоятель буреградской церкви, я вынужден спросить вас, отец экзарх, что именно и для чего побудило вас, без моего ведома, самочинно увлечь дюжину клириков минувшей ночью, подвергая опасности не только самого себя, но и жизни вверенных вам служителей Света? — взгляд архиепископа сделался колючим, в голосе послышалась сталь.
Отец Оккам вздохнул.
— Прошу прощения, владыка, я, безусловно должен был известить вас и испросить вашего благословения, но, к моему глубокому сожалению, обстоятельства были таковы, что дело не терпело отлагательств. Брат Склиф…
— Брат Склиф! — архиепископ откинулся на спинку стула.
— Именно… — дреней чувствовал себя неловко. — По стечению обстоятельств, я оказался в курсе произошедшего чрезвычайного происшествия в Старом Городе и, учитывая его массовость и потенциальный риск, взял на себя ответственность за принятие экстренного решения…
Архиепископ покачал головой. — Насколько я понимаю, — заметил он. — Речь идёт о массовом отравлении молодых горожан в одном из мест сборищ тех заблудших душ, которые забыли о путях Света.
Экзарх снова вздохнул. — На тот момент, ваше высокопреосвященство, мои мысли были более поглощены спасением их тел, нежели чем наставлением на истинный путь их душ.
— И это, разумеется, похвально, — мягко сказал архиепископ. — Безусловно, ваше рвение — это признак истинного служителя Света. Однако, всякое дело познается по плодам. Итогом вашего самочинного благодеяния стала спасенная девица, которую сейчас опекают наши сестры, да просветит её Свет. Но знаете ли вы, отец экзарх, что, буквально, сразу после вашего возвращения в Собор обратились за помощью из ставки командования? Что в городской тюрьме разразился не то бунт, не то вооруженный захват, в пандаренском квартале — вспышка пожара, в город были стянуты войска, а количество раненных королевских стражников и солдат оказалось сопоставимо с боевой операцией? Что сегодня я вынужден отчитываться перед полковником Хаммондом Клэем о причинах, по которым более половины штата кафедральных клириков оказались выведены из строя, с истощенными ресурсами, а я об этом узнаю последним! Вы знакомы с полковником Клэем, экзарх? Он вполне способен расценить непредоставление помощи в подобной ситуации, как саботаж, со всеми вытекающими последствиями, по закону военного времени. Вы поставили меня в крайне щекотливое, если не сказать — опасное положение, отец экзарх!
