Нужное слово никак не желало лезть в голову.
— А-а-а! — глубокомысленно протянула соседка. — Вот как ты поняла, что это мужик!
— Бобби! Я говорила о хвосте! О хвосте!
Соседка захихикала и спрыгнула с кровати.
— Так! — Бобби деловито заглянула в шкаф и стала копаться в нём. — Собирайся. Одевайся. Одной тебе с этим не справиться. И я знаю, где тебе могут помочь.
— И где же? В психушке?
— Нет! В церкви!
— В церкви? И чем же мне там помогут? — я представила, как меня обмывают, отпевают и отправляют к Лизиному отцу на кремацию. Предложение Бобби стало отдавать прогрессирующей шизофренией. А то, что я к нему прислушивалась… Мда… — Мне там что, выдадут пистолет с серебряными пулями и отправят охотиться на оборотня?
— Да нет, — Бобби удивленно глянула на меня, — для этого у церковников есть специально обученные люди.
* * *
Всю дорогу моя голова пребывала в тумане. Мы с трудом выбрались из общежития. Поначалу я не могла идти, и Бобби приходилось тащить меня на плече. Ноги действовали сами по себе, как-то куда-то переставлялись. Тело… я его просто не чувствовала. Голова кружилась. Те немногие мысли, что еще оставались, разбегались, прятались по углам, оставляя одно единственное желание не упасть, не растянуться на полу в коридоре на радость остальным жительницам общежития. А они встречались нам по пути, проходили мимо, оценивающе смотрели на меня. Некоторые останавливались, интересовались, что происходит и не нужна ли помощь. Бобби отвечала, что помощь не нужна, а мы идем гулять. Вот только это выглядело, будто меня несут гулять. А моё опухшее перекошенное лицо, на которое Бобби извела половину тюбика тонального крема и кучу пудры, наверняка наводило жительниц общежития на самые разные мысли.
Я не помню, как мы спустились со второго этажа, но стоило мне оказаться на улице, и идти сразу стало легче. Сперва я еще нуждалась в помощи Бобби, а потом пошла сама. Не очень уверенно. Пошатываясь. Покачиваясь. Но сама! Голова перестала кружиться и чуть прояснилась. Туман не ушел, но я хотя бы смогла нормально воспринимать происходящее. Более-менее.
На улице вовсю хозяйничала ночь. Как оказалось, общение с Бобби и подготовка к походу в церковь растянулись до девяти часов вечера. Звезды мерцали в вышине. Желтая луна изображала полусъеденную головку сыра. Ни дождя, ни снега, ни ветра — природа решила дать передышку людям, утомленным осенней хандрой.
Мы обошли общежитие, прошли мимо прачечной, мимо котельной, мимо каких-то хозяйственных построек и оказались в аллее. Деревья, заросли кустарника и негорящие фонари напомнили мне о вчерашнем вечере, и я насторожено посматривала по сторонам, надеясь не увидеть желтоглазого оборотня. Каждый шорох в кустах, каждое движение черных ветвей заставляли меня вздрагивать, оглядываться, всматриваться во тьму. А Бобби не унывала и весело шагала впереди. Глупость? Смелость? Или Бобби просто не поверила мне и… решила отвести меня в церковь, чтобы из меня изгнали злого духа?
