Однажды ко мне явились приятели, выпить уже не помню за что, и с ними были Белка с Лимоновым (она была в Лимонова влюблена, и даже в Париж за ним вскоре последовала; хотя, чего же, Париж — не Сибирь). На той вечеринке хмельная Белка мне сказала примерно такое: а Лимонову стихи мои понравились, даже те, которые ты отверг, не знаю, как это мне пришло в голову просить твоё мнение о стихах. Такую мне вдруг отвалила пощёчину. Вскоре ещё один поэт попытался всучить мне свои рукописи, якобы для общего ознакомления. Нет, отвечал я с вежливой твёрдостью, зарёкся я связываться с поэтами. Щепетильны, обидчивы, подозрительны, мнительны, мстительны, опасны.
— Белка опасна? — хмыкнул Заплетин. — Не для меня, во всяком случае. Ладно, я сам с ней поговорю.
Он подошёл к столу армян.
— Привет, Наташа, — сказал он. — Можно с тобой переговорить?
— Кто он такой? — спросил Тигран.
— Здорово, Заплетин! — воскликнула Белка, узнав его не в первую секунду.
Обнимая Тиграна за крепкую шею, она так небрежно полулежала на его широких коленях, что юбка из лёгкого материала отхлынула на бёдра и открыла трусики. Очевидно, она об этом знала, но вела себя так, будто в ней сохранилась непринуждённость маленькой девочки.
— Армяне! Налейте Заплетину водочки.
— Нельзя, Заплетин, — сказал Тигран. — Она сейчас занята. Что ли не видишь?
— Тигранчик не хочет меня отпускать. Я к тебе попозже подойду. А лучше, ты меня на танец пригласи.
— Ладно, попозже, — кивнул Заплетин.
Подтянулся к армянам и весь оркестр. Белка со всеми должна была выпить, и вскоре её так развезло, что Тигран потащил её из зала в какое-то служебное помещение. Там, не теряя ни секунды, он овладел бесчувственной женщиной, оправил ей юбку, сам оправился, вернулся на сцену, крикнул ребятам, чтоб те ему сбацали «Глазки, как сказки», схватил микрофон, и — поди, догадайся, что всего пять минут назад этот поющий со сцены южанин совокуплялся с красавицей Белкой.
Белка хоть в зале не появлялась, но время от времени возникала в головах многих мужчин. Её представляли то на диване в кабинете владельца ресторана, и к ней по очереди или даже группками наведывались армяне. То, представляли, её увезли, пользуясь задним служебным выходом, и сейчас она где-то в полу-сознании доставляет радость каким-то счастливчикам. Никто не представил её просто спящей, — но так, очевидно, функционирует наше капризное воображение, оно использует тусклую правду, как птица использует землю и ветку, — чтоб оттолкнуться и взлететь.
