Потом я замолчу. После пения я очень устану и замолчу. Надолго, на девять лет. Девять долгих прекрасных лет я буду отдыхать от себя, я буду прощаться со своим голосом и энергией, которую он рождает. Я буду прощаться со своим именем и своим детством, которое, наконец, опять начет доверять мне. Буду прощаться со своими обидами и радостями, болью и несовершенством.
С каждым годом немота будет одевать меня в себя, как кора одевает дерево, заполняя соком силы каждую его клетку.
С каждым годом, проведенным в абсолютном глухом молчании, свет, живущий во мне, будет оживать, набирать яркость, разгораться с новой силой и заполнять каждую мою клетку, чтобы уже не погаснуть никогда. В конце этого процесса я опять поплаваю под водой и уберу все волосы с черепа.
К концу девятого года я начну улыбаться.
Последние пять лет своей жизни я буду печь хлеб.
Каждый день в шесть часов утра я буду выставлять его на крыльцо своего дома, и он будет мгновенно исчезать. Люди полюбят мой хлеб и будут в нем нуждаться.
Чтобы не заставлять их ждать и томиться от голода, я буду много-много работать. Мне придется испечь громадное, миллиардное количество хлеба. Из прошлой бессмысленной жизни я запомню, что люди насыщаются быстро и практически так же быстро становятся голодными и жестокими. Аромат моего хлеба будет невероятен для всего мира. Лишенная обоняния, я единственная не смогу его узнать. Да мне, слава богу, и не придет в голову.
Я уйду в девяносто, от холода. Я случайно замерзну и не успею согреться. А сказать тебе, что мне холодно, я постесняюсь.
Меня зовут Одиночество.
Журнал «Русский пионер», февраль 2016
…и при слове «грядущее» из русского языка
Выбегают черные мыши и всей оравой
Отгрызают от лакомого куска
Памяти, что твой сыр дырявой…
4:10 АМ
Фотографии теряю. Намеренно. Чтобы черные дыры прошлого не втянули меня в воронку времени, как воду в ванне. На вопрос «откуда я?» давно ответил мой папа, рассказав о дворянстве и моем родственнике Бонч-Бруевиче. Революция подмяла под себя и нашу семью, но не фатально: состав крови остался прежним, мы ее, подобно чеченским кланам, сословно не разбавили, чужих плавать в ней не пустили, к чему такая избирательность – не знаю, но что-то в этом, несомненно, есть. В природе масса тому доказательств, начиная от поля русских березок, которые хороши идеальностью девственного рисунка своей коры, заканчивая животными, которые совокупляются только со своим видом, барсуку не придет в голову зажечь с кукушкой, к примеру, или с какой-нибудь гремучей змеей.
