В дверь просунулась взлохмаченная голова помощника осветителя Сэма, шестнадцатилетнего мулата, взятого на работу пару месяцев назад и потому восхищавшегося на студии всем и всеми:
— Запись начинается! Меня послали за вами, мэм!
Пат судорожно рванула руку из‑под свитера и побежала в «четверку» — студии телецентра именовались по своим номерам: «тройка», «четверка»… На какое‑то время девушка забыла и про Мэта, и про малыша, и даже про возможную свадьбу.
* * *
Перед отъездом Мэтью пришла в голову идея устроить отвальную.
— Но только без твоих студийных. — Пат знала, что приятели Мэта, в основном музыканты и художники, недолюбливали публику с телевидения, считая сотрудников студии в некотором роде чиновниками и чуть ли не агентами ФБР. — Много французского белого, травы, разумеется, сколько душе угодно, а ты оденешься, как я захочу.
Пат согласилась безоговорочно. В присутствии Мэта она всегда жила какой‑то другой, словно потусторонней жизнью и чувствовала себя лишь отраженным тихим сиянием его света или, вернее, его черноты.
Утром перед вечеринкой Пат проснулась от тяжелого неотрывного взгляда черных глаз — Мэт стоял над кроватью, опершись руками на подушку и закрывая волосами весь неяркий свет позднего ноябрьского утра.
— Вот. Это мой каприз, если хочешь. — И он подал ей что‑то нежное, фиалковое, вздыхающее и опадающее в его руках. Что‑то оказалось странным одеянием из почти прозрачного шелка со множеством драпировок, скрывающих и обнажающих тело одновременно.
— Но как же…
— Молчи. Встань вон туда, к окну, чтобы свет шел через тебя, от тебя. Как… Как от Пресвятой Девы. И от Младенца во чреве.
Пат было бы куда удобней встретить гостей в своих неизменных «ливайсах», но желания Мэта с самой первой встречи стали для нее законом. Правда, и касались они лишь их двоих — он никогда не вмешивался в ее работу, общение со знакомыми и внутреннюю интеллектуальную жизнь. Все это, похоже, его не интересовало.
Днем Пат сильно тошнило, но, превозмогая слабость, она готовила бесконечные бутерброды, расставляла напитки и разбрасывала по всему дому кожаные подушки, чтобы гости могли улечься, где им заблагорассудится. Мэт колдовал над травкой.
К восьми вечера лицо ее, с голубыми тенями под глазами, приобрело действительно какой‑то неземной вид. Ей хотелось только упасть и прижаться к чему‑нибудь холодному. Но Мэтью, соорудив из одеял некое подобие трона, заставил Пат сесть туда по‑турецки, наподобие восточного божка.
