Все более или менее разъяснилось, и Мари, чувствовавшая себя после всех событий этого дня безумно уставшей, пожелала всем спокойной ночи и поехала домой.
Дома ее ждала еще одна телеграмма от дочери. Перестраховщица Флер снова просила не волноваться. «Тут очень весело, — телеграфировала она, — смотри телевизор».
Мари включила свою любимую экологическую музыку с тихими всплесками океана, криками чаек и загадочными любовными позывными китов и залезла в ванну.
Полежав в теплой воде, она немного успокоилась. Что-то еще, кроме всех этих безумных событий, тревожило ее. Нет, скорее не тревожило, просто какое-то мимолетное впечатление или воспоминание рвалось наружу, настойчиво требовало внимания к себе последние полтора часа. Мари закрыла глаза. Это лицо, лицо «другого мужчины», которое иногда снилось ей. Сегодня, кажется, это видение посетило ее наяву: сбегая по лестнице из кабинета в ресторан, она почти физически натолкнулась на чей-то взгляд. Она даже толком не разглядела этого мужчину за столиком в углу — кажется, он потягивал кофе. Но его лицо, оно не может быть реальным! Оно принадлежит ее любовнику из снов! Мари подставила руки и шею холодным струям воды.
Выйдя из ванны, она щелкнула пультом телевизора. Первое, что появилось на экране, было лицо ее дочери. Флер смотрела на нее через красные, а потом — через зеленые очки, улыбалась и махала рукой.
— Мадам Дюпьер сейчас нет. — Поль уже успел рассмотреть строгого господина в светлом льняном костюме и решил, что такие непроницаемые лица бывают у избалованных женским вниманием актеров или полицейских за работой.
«Бедняжка Мари и так намаялась, сейчас говорит по телефону со своей сумасбродной дочерью. Зайдет попозже, ничего с ним не сделается», — подумал официант, а вслух спросил:
— Вы будете делать заказ?
Вопреки явно выпроваживающей интонации этого малого, Десанж доброжелательно улыбнулся ему и попросил кофе по-турецки и стакан холодной воды. Он приготовился к арабской церемонии, где кофе из напитка согревающего превращается в освежающий — надо только пить его маленькими глотками и непременно чередовать их с большими глотками воды.
Наступал вечер, но свет еще не зажгли, и в зале царил мягкий полумрак. Очертания экзотических цветов лишь смутно угадывались, много раз повторенные в зеркалах. «Вот так выглядит уходящий Париж, — подумал Рене, — скоро такие вычурные линии останутся лишь в Орсее. В следующем столетии такие рестораны уже будут считаться стилизацией под старину. А сейчас — просто хорошо оформленное заведение». Он подумал, что семнадцать лет назад здесь все было немного иначе впрочем, тогда он не заходил в ресторан, а наблюдал за происходящим через витрину… Рене невольно поморщился.
