После долгих раздумий она наконец остановилась на одном из вариантов.
В студенческом кафетерии, где Жаклин чувствовала себя намного уютнее, чем в кафе для преподавателей, к ней подсел Феликс Серпиери — высокий черноволосый мужчина средних лет с правильными, может быть, даже слишком правильными чертами лица и обаятельной улыбкой.
Они почти не сталкивались в коридоре и совершенно не общались, хотя Жаклин прекрасно помнила первый педагогический совет, где Серпиери вел себя по отношению к ней весьма недвусмысленно. И теперь она любезно улыбнулась ему: конечно, конечно, господин Серпиери, места за столиком рядом со мной совершенно свободны.
— Я ужасно огорчен, мадам Ферран, что никак не удается пообщаться с вами, — сказал Серпиери, прежде чем сделать заказ терпеливо стоящему около столика официанту. — Это так грустно.
— Все, кто преподает здесь, — обворожительно улыбаясь, проговорила Жаклин, — люди занятые. Странно было бы, если бы мы с вами только и делали, что общались, забросив наших студентов.
Серпиери рассмеялся:
— Вы, безусловно, правы. Я почти не вылезаю из лаборатории. А вы… Я иногда вижу вас в окружении студентов. Я бы не решился прорваться к вам через это кольцо. Но, поверьте, хотелось бы. Как вы себя чувствуете здесь? Не жалеете, что выбрали именно наш храм науки?
— Нисколько. Я с детства мечтала об Амстердаме. Каналы, парки, архитектура. Атмосфера, которую не описать словами. Покой и одновременно… кипение страстей.
Целомудрие и вожделение… Нет конечно, не жалею!
— Похоже, вы пишете стихи, — улыбнулся Серпиери. Он все время улыбался, но его глаза при этом оставались серьезными и сосредоточенными.
— Вынуждена разочаровать вас, — засмеялась Жаклин. — Но чтение лекций, конечно, накладывает свой отпечаток. Студенты не любят невнятицы и обожают красивые метафоры.
— Да, студенты падки на форму. Даже в ущерб содержанию.
— Не знаю, как в психологии, — проговорила Жаклин, — а в философии, по крайней мере в классической, форма и содержание неразделимы.
— О! Не смею спорить. Когда говорят философы, я почтительно замолкаю.
Жаклин захохотала:
— Обещаю, господин Серпиери, что больше не скажу ни слова о философии. Хотя обычные люди, так называемые обыватели, общаясь в самых простых ситуациях, как мы с вами сейчас, обожают говорить на философские темы. И их это совершенно не смущает. Так зачем же запрещать это нам, профессионалам?
— Вы сами и ответили. Потому что мы — профессионалы. Для работника банка философия, может быть, и отдых, а для вас — утомительная, хотя и интересная работа. Неужели вы думаете, что работник банка день и ночь говорит только о деньгах?
