Там полумрак, как положено в стрипклубе, и я мгновенно, перебегаю через зал в гримерку. Я знаю, где гримерка. И там я хватаю со стенки чей-то халат, Закутываюсь, падаю на стул. И меня как-то колотит. Сердце колотится так, что щас выскочит.
Там пара девушек. Спрашивают, что случилось.
Я говорю:
— Свету позовите. Пожалуйста. И кого-то из охраны.
И опять кадр — хлоп!
Весь мой рассказ схлопнулся. Я, наверное, им не все рассказала. Но основное им понятно.
Я сижу уже опять на диванчике. Там диванчик, в гримерке.
Меня окружают девушки. И Светлана- хозяйка. Она красивая девушка лет сорока. Как положено, крашенная блондинка. И охранник — такой дядька лет 50-и. Такой — не «бычок». Наоборот, такой дядька, каких я замечаю, с хорошим таким киношным лицом.
Светлана и охранник нервничают. Светлана говорит:
— Вы хотите милицию…
Я ее сразу успокаиваю, обращаясь к охраннику:
— Да какая милиция… Я просто не понимаю, что это было. Он же на чем-то сильном. Его, наверное, в больницу надо. И надо чтобы кто-то туда зашел и взял мое платье и сумку оттуда. Сходите, пожалуйста. Черное платье и черная сумка. Только вы его не будите.
Охранник уходит. Светлана говорит:
— Извините, ради бога. Это Виталик. Он у нас раньше работал. Он не маньяк. Он контуженный.
— Да, понятно… Но он еще и на чем-то. Как он мог меня принять за какую-то свою девушку. У него тут есть девушка?
И тут одна из девушек говорит:
— Была.
И говорит имя, которое я не могу точно расслышать, но понятно, что девушка с таким именем может быть не блондинка:
— Наилька, (или Наинка). Она уехала… раньше тут работала. Да, такого… вашего типа, могла бы быть на вашу дочку похожа… но Виталик — совсем больной… и ему нельзя ничего… этого. Да ему и пить нельзя…
И тут Светлана девушку обрывает обычными этими, классическими:
— Извините, ради бога… да никогда такого не было… он спросил… я же сказала, что вы журналистка, а он сказал, что у него дело… заказал кабинет… сказал, что поговорить нужно с вами… я же не могла такого представить даже…
И тут я уже понимаю, что хочу проснуться. Выйти из этого кино. Из этой балабановщины.
А охранник как раз приносит сумку и платье. Говорит, что Виталик спит, тоже начинает извинятся… Я его прошу выйти, переодеваюсь. Проверяю сумку- деньги, карточки. Все на месте. Говорю, что все в порядке. И что я пойду.
И выхожу на белоношный утренний Невский.
Шесть, наверное. Солнце светит.
Я думаю — это был все-таки кошмар.
И что я, как всегда, выкрутилась, выехала на своей сверхэмпатии и генокоде предков-выживателей: карабахских армян и уманских евреев.
