Ту Хокс упорно молчал и изо всех сил старался продержаться как можно дольше. Он помнил, что древние индейцы его Земли всегда восхищались людьми, выдержавшими их пытки. Иногда даже — конечно, очень редко — они принимали их в свое племя за мужество и стойкость.
Чуть позже он начал раздумывать, что изменится, если он перестанет молча сносить пытки, а будет кричать, петь или даже осыпать оскорблениями своих палачей. И Ту Хокс закричал. Это не улучшило его положения, но, по крайней мере, помогло сломить внутреннее напряжение.
Время шло. Он повторял свою историю пятый раз и опять клялся, что это правда. Начав рассказ в шестой раз, он потерял сознание, и был приведен в чувство потоком ледяной воды. Дальше он уже не думал, что говорить, что делать. Но о пощаде не молил. Он ревел, плевал им в лица, кричал, обзывал их жалкими, презренными тварями и клялся, что отомстит при первой же возможности.
И все начиналось сначала. Он кричал... кричал... И мир превратился в сплошной раскаленный ад.
Когда он пришел в себя, все тело болело, но это было ничто по сравнению с теми мучениями, которые он перенес в том каменном мешке. И все же единственным желанием было умереть, и этим покончить со всем. Потом он подумал о людях, которые так его отделали, и снова захотел жить. Он должен выжить, чтобы отомстить им, чтобы уничтожить их всех.
Время шло. Когда он снова очнулся, кто-то поднял его голову и влил в рот холодное питье. Он увидел несколько женщин в длинных серых одеждах, с белыми косынками на головах.
Они отвечали на его вопросы успокаивающими жестами, просили не разговаривать и меняли бинты. Они делали это осторожно, но от боли Ту Хокс снова потерял сознание. На этот раз он очнулся быстрее. Женщины уже обработали его раны болеутоляющей жидкостью и мазями и теперь перебинтовывали их чистыми бинтами.
Он спросил, где он находится, и одна из женщин ответила, что он находится в уютном и безопасном месте и что никто и никогда больше не сделает ему больно. Тут Ту Хокс сломался и заплакал. Женщины смущенно опустили глаза, но было непонятно, чем вызвано их смущение, то ли порывом его чувств, то ли здесь так было принято.
С этой мыслью он снова погрузился в сон, и пришел в себя только через два дня. Роджер чувствовал себя опустошенным, как после наркотиков. Голова была тупой и пустой, во рту пересохло. На соседней койке лежал О'Брайен. В тот же вечер Ту Хоксу удалось встать с постели и добраться до двери палаты. Никто ему не помешал, и он даже поговорил или, скорее, попытался поговорить с другими пациентами. Когда он вернулся в свою маленькую палату, то выглядел встревоженным и испуганным. О'Брайен внимательно на него посмотрел и спросил:
