Не зная, что и как следует говорить, он собирался сказать правду, только правду и ничего, кроме правды. То, что она красивая и смелая. Потому что не всякая девушка выдержит в партизанах, в лесу, в сырой землянке, среди грязных мужчин, которым сам черт не знает, что стукнет в голову, — и сохранит себя. То, что он ценит ее внимание и доверие. То, что она правда ему очень нравится и при других обстоятельствах у них, наверное, все могло бы сложиться. Но не война тому причиной. Есть вещи, о которых он не готов, не имеет права поведать никому. А если так, то самое лучшее в их ситуации — просто оставаться добрыми друзьями. Без лишних надежд, без лишних обид.
Андрей никогда никому не говорил подобных слов. И боялся: стоит догнать Любу, как речь сразу рассыплется. Выдавит из себя какие-то обрывки, чем обидит девушку, которая не заслужила, действительно не заслужила такого отношения, еще больше. Вот же — он вообще не собирался ее обижать, а вышло — обидел.
Черт побери!
Сумерки уже переваривали все вокруг. Ночь обещала быть достаточно светлой и теплой. Первый день осени совсем не ощущался. Казалось, август продолжается и еще погреет в этом году.
Знакомая тропинка пробежала через кусты, повернула и вывела к старой стене. Отсюда путь пролегал через поле, метров пятьсот открытой местности. Человеческую фигуру впереди можно было бы разглядеть.
Андрей поддал ходу. Вытянул шею и вгляделся в темноту, буквально нащупывая Любу далеко перед собой. Странно, но девушку он не увидел, хотя другой дороги тут не было. Ходят еще через лес, но не поздно вечером и точно не для того, чтобы срезать путь. Наоборот, по лесу не так удобно, пришлось бы сделать немалый крюк, чтобы зайти в поселок с противоположной стороны. Учитывая обстоятельства, Люба вряд ли выбрала этот слишком длинный путь.
Оставив стену позади, Левченко пробежал еще несколько шагов — и вдруг остановился. Поставив ноги чуть шире плеч, он напрягся, насторожился. Будто охотничий пес на охоте, прислушивался к темноте и тишине. Ничего подозрительного не услышав, на всякий случай примостил руку на кобуру. Пальцы машинально расстегнули ее. Пока не вполне понимая причину внезапной тревоги, полагаясь только на чуйку опасности, привитую в подростковом возрасте, Андрей замер, постоял так несколько минут, старательно всматриваясь в ночь, тогда гаркнул, не жалея легких:
— Люба! Люба! Подожди, Люба!
Если бы услышала — остановилась бы. Или по крайней мере отозвалась. Но сумерки не ответили, и Левченко убедился окончательно: девушки впереди таки не было. Он выскочил за ней не сразу. Однако не такой уж большой разрыв во времени: минут десять, больше — вряд ли. Так скоро, чтобы совсем исчезнуть с глаз, медсестра оторваться от него не могла.
