— Эх, был бы сейчас здесь Билли Хокер… — начал Пеннойер.
— Был бы, был бы! Его нет, — отрезал Морщинистый, — и на этом вопрос можно считать закрытым.
Горе с Пеннойером опять задумались.
— Делать нечего, давайте есть то, что есть, — вздохнул Большое Горе.
Остальные немедленно приняли его предложение, будто оно пришло в голову не ему, а им.
В эту минуту в коридоре послышались торопливые шаги, и почти в то же мгновение в дверь кто-то бухнул кулаком. Морщинистый, ставивший на огонь жестяную посудину с водой, Пеннойер, взявшийся резать хлеб, и Большое Горе, прилаживавший к газовой плите резиновый шланг, хором закричали:
— Входите!
Дверь распахнулась, и в комнату бурным вихрем осенних листьев ворвалась натурщица, мисс Флоринда О’Коннор.
— Ба! Привет, Кутерьма! — раздались нестройные возгласы.
— Здравствуйте, мальчики, я забежала к вам поужинать.
Ее напор напоминал шторм, обрушившийся на яхты.
Первым заговорил Горе.
— Забежала поужинать, говоришь? — скептически спросил он.
— Ну да. А почему ты спрашиваешь?
Троица ухмыльнулась.
— Эх, старушка, — ответил Горе, — ты немного не вовремя. Если честно, у нас все закончилось. Так что ужина не будет. Но хуже всего, что у нас не осталось ни цента.
— Как? — закричала Флоринда. — Опять?
— Ага, опять. Так что ужинать тебе сегодня лучше дома.
— Но я… я ссужу вас деньгами, хотя это дело рискованное! — горячо воскликнула девушка. — Да-да, ссужу. Идиоты несчастные! Какой позор!
— Ни в коем случае, — строго изрек Пеннойер.
— Что ты такое говоришь, Кутерьма? — сердито спросил Морщинистый.
— Нет, так не пойдет, — решительно вставил слово Большое Горе своим, как всегда, печальным тоном.
Флоринда, сняв шляпку, жакет и перчатки, небрежно бросила их на стул в углу:
— Кофе у вас хотя бы есть? Только не говорите, что нет, иначе я даже пальцем не пошевелю, чтобы вам помочь. Хороши, нечего сказать! — горько добавила она. — Сколько раз выручали меня из беды, а теперь, когда сами оказались в затруднительном положении, ведете себя как банда пижонов!
Большое Горе поставил на газовую плиту кофеварку и, как часовой, встал рядом. И это отнюдь не было пижонством: шланг был короткий, две небольшие кучки сухих щепок лежали на стуле, стул балансировал на чурбане, а сама плита стояла криво. Приготовить в таких условиях кофе и в самом деле было сродни подвигу.
Пеннойер уронил кусочек хлеба на пол:
— Ну вот! Только этого не хватало.
Морщинистый уселся, взял в руки гитару и принялся бренчать серенады; при этом он дырявил взглядом стол, будто с помощью телепатии хотел навести на нем порядок.
