Старый, сварливый гордец думал, что ему удалось скрыть от людей все свои мысли. Ему и в голову не приходило, чтобы кто-нибудь осмелился проникнуть в них, а тем менее говорить о его чувствах и опасениях; но слуги его наблюдали за ним, читали по его лицу, по его дурному расположению духа, по припадкам мрачной задумчивости, и обсуждали все это в людской. И когда он считал себя недосягаемым для простой толпы, Том говорил и Анне, и повару, и дворецкому, и другой прислуге, что, по его мнению, старик бывал хуже обыкновенного, когда думал о сыне капитана, от которого не ожидал ничего путного.
— И поделом ему, — прибавил Том, — сам виноват. Чего ему ждать от ребенка, воспитанного в бедности в этой простонародной Америке!
По дороге в замок достопочтенный м-р Мордаунт вспомнил, что этот самый мальчик приехал в замок только накануне вечером, и что было девять шансов против одного за то, что опасения его сиятельства оправдались, и двадцать шансов против одного за то, что граф, в случае разочарования своего в мальчике, находится теперь как раз в самом свирепом состоянии и готовит излить всю свою злобу на первого посетителя, — каким и окажется, пожалуй, его собственная особа.
Представьте же себе его удивление, когда через отворенную перед ним Томом дверь библиотеки до него донесся веселый детский смех.
— Вот и два с кона долой! — оживленно восклицал чей- то звонкий голос. — Видите, два уже и сделано!
Вот и кресло графа и скамейка для его больной ноги; рядом маленький стол с игрою, а вплотную к графу, облокотившись на его руку и здоровое колено, стоял маленький мальчик с раскрасневшимся личиком и с глазами, бегавшими от возбуждения.
— Два сделано! — кричал маленький незнакомец. — Вам на этот раз незадача, должно быть?
И вдруг оба играющие заметили, что кто-то вошел.
Граф оглянулся, сдвинув по обыкновению свои густые брови, и, когда увидал, кто был вошедший, то, к еще большему удивлению м-ра Мордаунта, смотрел не только не мрачнее, а даже приветливее, чем когда бы то ни было. Действительно, судя по его взгляду, можно было подумать, что в эту минуту он как бы забыл, насколько был неприятен и каким в самом деле отталкивающим мог бы представиться, если бы захотел.
— А! — сказал он своим грубым голосом, протягивая однако руку довольно любезно. — Здравствуйте, Мордаунт. Видите, я нашел себе новое занятие.
Он положил другую руку на плечо Кедрика. Может быть, в глубине души его зашевелилось приятное чувство гордости, что ему приходилось представить такого наследника; в его глазах мелькнула искра чего-то вроде удовольствия, когда он подвинул мальчика несколько вперед.
