На этот раз священник пришел поговорить с ним об особо настоятельном, нетерпевшем отлагательства, деле, и, идя по аллее, боялся предстоявшего свидания более обыкновенного по двум причинам. Во-первых, он знал, что его сиятельство уже несколько дней страдает подагрой и находится в таком скверном расположении духа, что вести об этом проникли даже в деревню. Сюда принесла их одна из молодых служанок своей сестре, державшей здесь мелочную лавочку, в которой можно было не только купить бумаги или иголки, но и наслушаться всяких новостей. Если что-нибудь, касавшееся замка ли с его обитателями или соседей на фермах и по деревне, не было известно м-сс Диббль, то об этом прямо- таки не стоило и говорить. Она, без сомнения, знала все, что делалось в замке, так как ее сестра, Анна Шортс, была из числа старших горничных и состояла в дружеских отношениях с старшим лакеем Томом.
— А как уж он бушует! — говорила м-сс Диббль, стоя за прилавком, — и какие слова употребляет, никакому ливрейному, кажется, не выдержать, говорил Анне сам м-р Том; всего, — говорит, — два дня тому назад запустил в меня тарелкой с кушаньем, так что, не будь там разных приятностей в кое-чем другом и такого прекрасного общества в людской, часу бы, — говорит, — не остался в доме.
Обо всем этом слышал и пастор, потому что так или иначе граф был самым обыкновенным предметом разговоров в хижинах и на фермах, и его дурной нрав доставлял многим добрым соседкам повод поболтать о нем с гостями за чашкою чая.
Вторая причина опасений священника была еще того хуже, так как это была причина новая и обсуждалась по всей округе с величайшим интересом. Кому только не было известно о том, как разбушевался старый дворянин, когда его младший сын женился на американской девушке! Кто только не знал, как жестоко он поступил с молодым капитаном, и как этот рослый, веселый, ласково улыбавшийся офицер, бывший единственным любимым всеми человеком из целой семьи, умер на чужбине в бедности и опале! Кто только не знал, с какою страшною ненавистью относился старик к юной супруге своего сына, как ему ненавистна была даже самая мысль о ее ребенке, которого он и не думал увидать когда-нибудь, пока не умерли оба его сына и не оставили его без наследника! А потом, вряд ли оставалось кому-нибудь неизвестным, что он без всякого удовольствия ожидал приезда своего внука и приготовился встретить в нем дюжинного, неотесанного, грубого американского мальчишку, который скорее мог опозорить, нежели сделать честь его благородному имени.
