Иногда, в дурную погоду, когда пассажиры не выходили на верхнюю палубу, оставаясь в кают-кампании, взрослые друзья Кедрика любили заставлять его рассказывать им об этих приключениях Джерри; и когда он усаживался и с воодушевлением передавал эти рассказы, казалось, ни на одном пароходе, переезжающем Атлантику, не было такого популярного путешественника, как лорд Фонтлерой. Он всегда был готов по-своему, по-детски, способствовать общему раз-влечению, и что составляло в нем особую прелесть, это полное несознание им такого значения для других своей юной особы.
— Истории Джерри очень интересуют их, — говорил он своей маме. — Что меня касается, — ты должна извинить меня, Милочка, — иной раз я думаю, что им нельзя было бы вполне поверить, если бы они случились не с самим Джерри; но так как они все случились с Джерри — стало быть, они только очень странны, ты понимаешь; а, может быть, он иногда забывает и немножко ошибается, потому что его несколько раз скальпировали. Понятно, что человек начинает плохо помнить, если с него сняли так много скальпов.
Через одиннадцать дней после того, как он распрощался со своим другом Диком, они приехали в Ливерпуль, и в ночь двенадцатого дня экипаж, повезший его с матерью и с м-ром
Хавишамом со станции, остановился у ворот Каурт-Лоджа. Таково было название дома, назначенного графом для помещения м-сс Эрроль. Вследствие темноты здание нельзя было рассмотреть как следует. Кедрик успел только заметить, что от ворот вела дорога, обсаженная большими развесистыми деревьями и, когда вскоре карета доехала до самого дома, он увидал открытую дверь и хлынувший из нее поток яркого света.
Мэри приехала с ними, чтобы ухаживать за барыней, и добралась сюда раньше их. Выпрыгнув из кареты, Кедрик увидал в обширной, сильно освещенной передней одного или двух слуг и Мэри, стоявшую в дверях.
Лорд Фонтлерой бросился к ней с радостным криком.
— Ты уже приехала, Мэри? — сказал он. — Мэри здесь, Милочка, — и он поцеловал служанку в ее грубую, красную щеку.
— Я очень рада, что ты здесь, Мэри, — тихо сказала ей м-сс Эрроль. — Для меня такое утешение видеть тебя. Теперь мне не так дико будет казаться здесь.
И она протянула ей свою маленькую руку, которую Мэри крепко сжала в знак своего непритворного сочувствия и как бы желая ободрить хозяйку. Она знала, как живо должна была чувствовать молодая мать тяжесть своего нового положения, покинув родину и готовясь отдать своего ребенка.
