— Глубокоуважаемая госпожа Мариан! Правда, я обещал моей любимой Блане, что помогу ей отомстить, но если Мышатник и я принесли бы Блане голову Кроваса, нам с ним немедленно пришлось бы покинуть Ланкмар. Против нас были бы все. И вам бы пришлось покинуть тот прекрасный мир, который Мышатник создал из любви к вам, скитаться и побираться до конца дней своих.
Пока Фафхрд говорил, Мариан подняла вновь наполненную чашу и осушила ее. Теперь она стояла выпрямившись, как солдат, бледное лицо ее пылало. Она зло бросила:
— Вы подсчитываете стоимость! Вы говорите мне о вещах — она повела вокруг рукой — когда на карту поставлена честь. Вы дали Блане слово. О, неужели рыцарей нет больше?
Фафхрд не нашелся что ответить, лишь снова пожал плечами и сделал очередной глоток из серебряного кубка.
Блана осторожно потянула Мариан за рукав и заставила ее вновь сесть на золотое ложе. Не так сурово, дорогая — попросила она — Ты вела себя очень благородно, выступив в мою защиту, и поверь мне, я очень тебе благодарна. Твои слова воскресили во мне то огромное, прекрасное чувство, что умерло много лет тому назад. Но из всех нас, сидящих здесь, только ты истинная аристократка, имеющая отношение к высшим идеалам. Мы же трое — всего лишь воры. Так стоит ли удивляться тому, что некоторые из нас ставят безопасность выше честности и крепости данного слова и всеми способами стараются избежать риска! Да, мы трое воров, и я не имею никаких прав. Так что, пожалуйста, не говори больше о чести, достоинстве и рыцарстве. Успокойся и…
— Ты хочешь сказать, что они оба боятся затронуть Воровской Союз, не так ли? — произнесла Мариан. Глаза ее расширились, лицо выражало отвращение — Я всегда счастлива, что мой Мышатник прежде всего благородный человек, а уж потом — вор. Воровство это ничто. Мой отец жил жестокими грабежами, производимыми во время набегов на богатых путников и соседей, менее сильных, чем он, и все-таки он был аристократом… А вы трусы, оба. Презренные трусы! — закончила она и с холодным презрением посмотрела сначала на Мышатника, а потом на Фафхрда.
Последний не мог этого снести. Он вскочил на ноги, лицо его пылало, руки сжались в кулаки. Он едва не опрокинул кубок, а встревоженный его внезапным движением пол жалобно заскрипел.
— Я не трус! — крикнул он — Я разнесу Дом Воров, принесу тебе голову Кроваса и полью кровью пол у ног Бланы. Клянусь своей шпагой, Серым прутиком, что висит у меня на боку.
