Кто в армии служил, тот в цирке не смеется | страница 57



— Кого не ждали? Эрмитаж? — недоумённо спросило румяное лицо.

— Ну, не тебя, это точно.

— Ладно, выходи, лицом к стене, руки за спину! Держаться правой стороны коридора, бегом марш!

Белозёров побежал к туалету, на ходу расстёгивая штаны. Кабинок в туалете не было, в центре помещения стояли только два унитаза, каждый из которых был обложен со всех сторон кирпичами, чтобы можно было взобраться на него, как на трон. В зад Сане сразу больно уперся штык от карабина сопровождающего его сержанта — «выводного».

— Ты чего делаешь, больно ведь, убери штык! — наигранно завизжал Саня.

— Давай, давай! Быстрее опорожнишься, убивец! — сказал «выводной», продолжая держать под прицелом Санину задницу

— Я тебе уже говорил, никакой я не убивец.

— Знаю я, кого в одиночные камеры сажают! — сказал сержант, продолжая охранять бесценное заднее место Белозёрова. — Одних только убивцев. Шевелись, давай, тут тебе не Ермитаж.

— Ну, убивец так убивец, — бормотал Саня, шагая назад в камеру, поняв, что спорить с «выводным» не имеет никакого смысла.

Холодно, и время тянется, как резиновое. Раз, два, три, поворот. Раз, два, три, поворот. Белозёров ходит по узкой камере-пеналу, чтобы хоть как-то согреться. А ещё жутко хочется есть. После того, что здесь давали сегодня на обед, еда в солдатской столовой кажется приготовленной в перворазрядном ресторане. Белозёров попытался вспомнить, что он ел за обедом, но так и не смог. Помнил только, что всё было ужасно холодное и что всё это надо было обязательно съесть. Иначе в ледяной камере не согреться никогда и можно замёрзнуть насмерть!

Сейчас Саня согласился бы съесть даже ту квашеную капусту, от одних воспоминаний о которой его тошнило после первого наряда на кухню. Тогда его сначала поставили в группу, которая получала на складах продукты…

Пожилой прапорщик подвел Белозёрова к огромной бочке с квашеной капустой. Таких больших бочек Саня в своей жизни ещё не видел. Чтобы попасть в неё, снаружи к бочке были приставлены деревянные мостки, а внутрь опущена длинная металлическая лестница. Размахнувшись, прапорщик бросил внутрь бочки несколько алюминиевых бачков и, взобравшись на мостки, стал, кряхтя, спускаться в её нутро. На мостках стояла пара блестящих резиновых сапог, предназначенных для того, чтобы переодеваться перед спуском внутрь бочки. Но наш прапорщик этими правилами явно пренебрегал и залез на капусту прямо в своих хромовых сапогах, только что топтавших улицу. Наполнив бачки капустой, он поочередно поднял их наверх и передал Белозёрову, который с другими солдатами отнёс их на кухню.