Была также одна одиночная камера, в которую сажали особо опасных преступников. К ним и отнесли Белозёрова по приказу начштаба после истории с окопом.
Майор Сидоренко был худой высокий мужик с чёрными усами, как со старинной картины. В мирной жизни это был человек безобидный, но с болячкой — язвой желудка. Язва эта грызла его изнутри, а он вымещал свою боль на подчинённых и сидельцах гауптвахты. Порядки в этой тюрьме были просто драконовские, если не сказать хуже. Гестапо отдыхает!
День начинался примерно так. В шесть утра подъём. После построения «зэков» на тюремном плацу выходил майор Сидоренко, которому отдавали рапорт. Начиналась перекличка. После этого майор задавал какой-нибудь безобидный вопрос. Что он мог спросить, нельзя было угадать никогда, потому что всякий раз вопросы были совершенно разные. Ну, что-то вроде:
— Доблестные связисты есть? — кричал майор.
— Так точно, товарищ майор! Есть! — Всегда кто-то из вновь прибывших попадался на эту удочку, думая, что можно будет получить послабление режима или просто провести день в тепле, ремонтируя какой-нибудь старенький обшарпанный радиоприёмник.
— Выйти из строя! — командовал Сидоренко.
А когда гордый связист выходил, свысока глядя на остальных «зэков», Сидоренко злорадно приказывал:
— На самые грязные работы засранца! В гальюн его, и чтобы очко потом блестело, как кошачьи радости! Зубной щёткой пусть его драит, без всякой химии! Я лично буду проверять, и чтобы ни единого пятнышка!
— За что, товарищ майор? — недоумевал «засранец».
— За то, что позоришь эти уважаемые войска! А за вопрос без моего разрешения дополнительно ещё одни сутки ареста!!!
«Счастливчик» отправлялся чистить местный туалет, а у всех остальных повышалось настроение. Всё-таки им хоть чуть-чуть, но было лучше, чем «засранцу».
Хотя и началась весна, на улице ещё лежал снег, и было очень холодно. Печи, расположенные в помещении гауптвахты, топились строго по расписанию. Расписание висело на каждой печи. Выглядело оно примерно так:
Первая топка: с 6.00 до 8.00.
Вторая топка: с 12.00 до 14.00.
Третья топка: с 18.00 до 20.00.
За эти положенные по расписанию два часа на топку нужно было успеть принести дров, наколоть их, уложить в печь, разжечь, дать погореть и затем… залить водой. Всё в строго отведённое время. Короче, стоило поленьям разгореться, а их уже пора было заливать. Так что ничего, кроме дыма, эти печки не давали.
В камерах были только деревянные лежаки, как на пляже, под названием «арестантские нары», или сокращенно «АНы». В то время самолёты типа АН-24 были очень популярны, поэтому все арестованные, которым приходилось спать на «АНах», назывались лётчиками независимо от рода их войск.
