Кто в армии служил, тот в цирке не смеется | страница 48
От жары и выпитого спиртного у Сани всё начало плыть перед глазами. Карусель иногда останавливалась и появлялась цветная картинка. Пляшут. Поют. Икона. Рушники. Поют. Плачут. Пляшут. Поют… Последнее, что запомнил Белозёров, — это момент прощания с хозяевами. Саня встал и сказал:
— Спасибо, панове, за добрый приём и угощение. Честь имею!
— Чешьть! Чешьть, пан офицер! — доносилось со всех сторон, и цветная карусель закрутилась ещё сильнее…
Проснулся Белозёров оттого, что его сильно тряхнуло. Он открыл глаза и увидел, что деревья за окном машины поехали вправо. Ему стало дурно. Фу!!!
— Проснулись, товарищ младший сержант? Молочка попейте, вам утром Крыся принесла. — Саня увидел большую бритую голову, в которой он опознал Белу Новака, взял у него из рук бутылку с молоком и стал жадно пить.
— Какая крыса? — спросил он, оторвавшись на минуту от холодного живительного напитка.
— Не крыса, а Крыся. Невеста ваша!
— Кто? Кхе-кхе, кхе-кхе! — закашлялся Белозёров, захлебнувшись молоком. — Какая, мать твою, невеста? Ты чего, рядовой? Что произошло, Новак? Докладывай, да побыстрее!
— Так за вас же вчера сосватали Крысю — дочку хозяина, он вас с ней иконой благословил. Крыська вас ждать будет! Все так радовались, бабы плакали, потом плясали русско-польские танцы, пели песни. А потом нас провожали до леса уже по-тихому. — Новак ласково смотрел на Саню своими прозрачными голубыми глазами, и от этого Белозёрову стало ещё хуже.
Новак всегда напоминал Белозёрову живую иллюстрацию к роману Ярослава Гашека «Приключения бравого солдата Швейка». Был он крепышом небольшого роста, носил сапоги сорок шестого размера и огромную шапку на огромной голове. На мир рядовой Новак смотрел большими прозрачными небесно-голубыми глазами. Когда Белозёров устраивал ему выволочки за какие-либо проступки, воспитательная речь заканчивалась всегда одинаково. Так как на Белозёрова преданно смотрели два голубых, прозрачных глаза взглядом доброй собаки, то рано или поздно Саня начинал припадочно хохотать и еле выговаривал: «Новак! Пошёл вон с глаз моих!»
— Крыся? Икона? Русско-польские танцы? Матка Боска ченстоховска! — заговорил вдруг по-польски Саня. — Что же я натворил?
— Да ничего страшного, — сказал дружелюбно Новак, — Вы тут не виноваты. Поляк сам предложил свою дочку в жены, а вы просто согласились. Отслужите, женитесь, Крыся — гарна дивчина! Будет ждать!
— Бела! Пошёл вон!
— Куда же я пойду, товарищ сержант? Мы едем, скоро Германия.