Кто в армии служил, тот в цирке не смеется | страница 47
Уже смеркалось, когда Белозёров выпрыгнул из кунга своей машины, чтобы перекурить перед сном. Он только раскурил сигарету, как вдруг услышал голос:
— Дзьен добрый, пан офицер! — От ствола ближайшей сосны отделился человек.
— Стой! Стрелять буду! — крикнул Саня и сделал вид, что достаёт из несуществующей кобуры несуществующий пистолет, а сам сунул руку в правый карман и вытащил оттуда бензиновую зажигалку с металлической крышкой. Он передернул затвор своего «пистолета», громко щёлкнув крышкой зажигалки.
— Не стреляйте, пан офицер, — тихо сказал человек, продолжая идти к Белозёрову. Потом он остановился и немного приподнял вверх руки. — Вы стрельнете, тогда зажигалка загорится, и нас могут увидеть.
Саня понял свою оплошность и смутился:
— Вы как прошли через охранение? — спросил он мужчину, только сейчас немного разглядев его. По возрасту он годился ему в отцы.
— Я, пан офицер, воевал в армии Людовой разведчиком и долго жил в России.
— Русский язык хорошо знаете!
— Нет. Уже забывать стал. Говорить не с кем, вот и пришёл пригласить вас в гости. Я здесь живу недалеко, минут десять идти. У меня самый крайний дом к лесу. Никто не заметит, я проведу.
В душе у Сани стали бороться два человечка. Один говорил: «Нельзя, накажут жестоко», другой говорил: «Нельзя обижать польского товарища, ветерана войны». Дурной мальчишка переборол в душе Белозёрова здравый смысл, и он сказал:
— Двум смертям не бывать, а одной… Пошли. Только я с товарищем.
— Хоть с двумя! — радостно ответил поляк.
Саня разбудил спящего Белу Новака и договорился с ребятами, чтобы в случае чего они сказали, что Белозёров и Новак ночуют сегодня где-то в общих палатках. А там найти человека ночью большая проблема. После чего Белозёров, ещё не совсем проснувшийся рядовой Новак и поляк нырнули в темень ночи.
В хате у ветерана поляка было жарко. Постепенно за большим столом собралось много народа. Белозёрова с Новаком посадили на почётные места поближе к иконам, висевшим в красном углу дома. Все много пили и ели. Говорили тосты с той и другой стороны. За Польшу, за Союз, за ветеранов, за мир и любовь, за дружескую помощь, чтобы не было войны, за вечное содействие двух дружественных армий…
Недалеко от Сани сидела дочь хозяина — Крыся, местная красавица, с серыми глазами и тёмно-русой косой, красиво уложенной на голове. То ли от жары, то ли от юности её щеки были, как два больших красных яблока. Как говорится, кровь с молоком! Она постоянно бросала взгляды на Белозёрова и улыбалась ему.