Кто в армии служил, тот в цирке не смеется | страница 36
В это самое время Белозёров сдал свою смену ефрейтору Боткину, которому предстояло дежурить до утра. Поёжившись, Саня выпрыгнул из тёплого кунга, чтобы перекурить, и тут же увидел группу людей у соседней машины, стоящей от них справа. Были слышны громкие возбуждённые голоса и видна суматошная возня возле двери автомобиля. Саня из праздного любопытства решил пойти туда.
— Заодно и проветрюсь перед сном, — сказал он сам себе и неспешно двинулся к машине.
Когда Белозёров добрёл до соседей, на снегу уже лежали вынесенные из автомобиля тела Иванова и Стонкуса.
— Что случилось? — спросил Саня.
— Мёртвые они! Задохнулись, наверное, — ответил кто-то.
— Как мёртвые? — оторопел Белозёров, тупо глядя на лежащие тела.
Пару секунд он приходил в себя, а потом, осознав происходящее, раздвинул руками стоящих возле тел людей и прыгнул к первому, кто оказался перед ним на снегу. Это был прапорщик Иванов. Как когда-то учили в школе, Саня начал делать ему искусственное дыхание «рот в рот» и непрямой массаж сердца. При этом угарный газ пошёл из лёгких прапорщика в его лёгкие, и Саня, даже не поняв в чём дело, закашлялся и, отвалившись назад, упал лицом в сугроб, откуда его потом и вытащили. Дальше он помнил всё очень плохо. Жутко болела и кружилась голова, страшно мутило.
Словно в тумане, Белозёров видел, как все крутились вокруг лежащих на снегу неподвижных тел и как грузили на носилки Кудряшова и Стонкуса. Иванова там не было. Потом он узнал, что прапорщика удалось спасти, и он был доставлен в госпиталь. Двое других умерли.
Потом Саня с трудом добрёл до своей машины, влез почему-то в холодную кабину водителя вместо теплого кунга и уснул, хотя, скорее, потерял сознание. Когда он каким-то чудом проснулся, то осознал, что не чувствует ни рук ни ног. С трудом надавив локтем на ручку двери, он выпал из машины и пополз к палаткам, где минут через десять его и подобрали солдаты дежурной смены.
«Заморозка» отходила с жуткой болью, хотелось кричать в голос. Наутро нос, руки и ноги распухли и были почти цвета баклажана. Но самое главное, в них была не проходящая, постоянная ноющая боль, выворачивающая наизнанку мозги. Хотелось умереть. Потом, по мере выздоровления, Белозёров, как змея, стал вылезать из своей обмороженной мёртвой кожи.
Вот вроде бы подумаешь, ну мороз, ну и что? Медик полка старший лейтенант Сысолятин сказал Сане, что ему ещё дико повезло. Могли запросто ампутировать все его четыре конечности, не считая всяких мелочей… ну, типа, носа! Но раз всё обошлось, Белозёров веселил народ тем, что с серьёзным лицом просил Сысолятина не порвать на его руках старую обмороженную кожу, потому что он собирается продубить её и сделать себе «дембельские перчатки». Соседи по палате хохотали и были очень довольны. Медик не возражал. Смеются, значит, пошли на поправку!