— Давно ждешь?
— Минут десять, — ответил тот и пошел с председателем в ревком.
— Что там? — стрельнув глазами в сторону газеты, поинтересовался Корягин, и шрам, белевший вдоль левой его щеки, прорезался еще глубже, придав загорелому лицу суровое выражение.
— О бело-зеленых пишут… Баталпашинский отдел[21] на осадном положении. Призывают население горных станиц к борьбе с бандами…
Корягин взял газету, скользнул глазами по строчкам:
«Казаки, горцы и крестьяне, уничтожайте эти разбойничьи офицерские банды, как бешеных собак, выдавайте их агентов, не пропускайте им никакого продовольствия, выставляйте повсюду караулы и заслоны».
Во дворе ревкома чоновцы[22] и милиционеры под деревьями чистили винтовки.
Корягин и Виктор поднялись на крыльцо длинного кирпичного здания. В коридоре густой кисеей плавал табачный дым…
У двери за столом сидел дежурный. Вскочив со стула, он принял выправку, приложил руку к кубанке и стукнул каблуками. Корягин в свою очередь козырнул, прошел в кабинет, широко распахнул окно, указал Виктору на стул и вынул из стола бумаги.
— Ну, как твой батько? — спросил он, присаживаясь в старое потертое кресло.
— Поправляется…
Корягин выбил пепел из трубки, сунул ее в нагрудный карманчик гимнастерки и стал рассматривать исписанный фамилиями листок.
— А знаешь, зачем я вызвал тебя? — неожиданно спросил он и, встретившись со взглядом Виктора, сказал: — В ЧОН хочу записать.
— В ЧОН? — протянул Виктор. — Как это, записать?
— Обнаковенно, как и других, — улыбнулся Корягин, и лицо его помягчело. — Нам нужен при ревкоме сильный чоновский отряд, а то при Мартыне Гречке тут сидели одни богатеи…
— Действовали они открыто, — заметил Виктор.
Корягин пытливо посмотрел на него.
— Ну как, запишешься?
Виктор, пожав плечами, стал теребить кубанку в руках.
— Пока воздержусь… — наконец проговорил он. — Подумаю…
— А чего думать? — возразил председатель. — Время не ждет.
Виктор отрицательно покачал головой.
— Нет… тут с бухты-барахты нельзя…
— Как же это? — недоуменно спросил Корягин. — Твой отец только что пришел из Красной Армии, а ты…
— То отец, а то я, — уклончиво ответил Виктор. — Повременю малость.
Корягин уже смотрел на него настороженно, с подозрением… Выйдя из-за стола и глубоко сунув руки в карманы солдатских брюк с потертыми кожаными леями, он остановился перед Виктором, продолжая глядеть ему в глаза, потом зашагал у стены, проговорил:
— Не понимаю…
Виктор смутился, чистое безусое лицо слегка покрылось розовыми пятнами, глаза посуровели.
