Заря кровавая рождается вдали,
Какъ знамя грозное, и движется куда-то
И медленно плыветъ надъ рубежомъ земли.
Что часъ, — мѣняется безмысленная воля
Растерянныхъ небесъ. На четырехъ концахъ
Равнины сѣверной встаютъ туманы съ поля…
Гдѣ, юноши, весна? Она у насъ въ сердцахъ.
Она росла въ борьбѣ. Не блескъ утра привѣтный,
Не ореолъ лучей, у ней въ лицѣ гроза.
Призывъ ея гремитъ отвагой беззавѣтной,
И мечутъ молнію глаза.
Цвѣточнаго вѣнка она носить не хочетъ.
Простоволосая, безъ шапки, вся въ огнѣ,
Она летитъ впередъ, и свищетъ, и хохочетъ,
Какъ дикій всадникъ на конѣ.
Задоръ ея кипитъ и пѣнится, какъ чаша
Шипучаго вина. Въ ней радость бьетъ ключемъ.
Та бурная весна — живая юность наша.
Ей гнетъ ненастій нипочемъ.
Ей мѣсто есть вездѣ. Ей весело рѣзвиться
На шумной улицѣ, въ рядахъ толпы густой.
Задѣть ее нельзя: она рычитъ, какъ львица,
Готовая къ прыжку, лишь кто ей скажетъ: Стой!
На нивахъ и поляхъ она работы проситъ.
Уже въ рукѣ ея блестящая коса;
Она идетъ впередъ и безъ пощады коситъ
Не мягкую траву, дремучіе лѣса.
Широкимъ топоромъ она затворы рубитъ,
Тяжелымъ молотомъ желѣзный ножъ куетъ.
Не удержать ее. Она опасность любитъ,
Идетъ на приступъ и поетъ.
Та пѣсня вольная и полная веселья,
Какъ журавлиный кликъ, ликуетъ и звенитъ.
Она вливается въ глухія подземелья
И улетаетъ въ высь, на голубой зенитъ.
Предъ нею падаетъ тюремная ограда,
И осыпается гранитный верхъ стѣны.
Побѣды юной вѣсть, надежда и отрада,
Та пѣсня вольная есть первый громъ весны.
