— О-о-о, mein Gott, — разглядывая окровавленные пальцы, ахнул он. Заплетая ногами, унтер сделал несколько шагов, споткнулся и повалился лицом вниз.
— Вот так, — бормотал оперуполномоченный, загоняя трясущимися пальцами новый диск. — Вот так…
— Свирид! Слышь! — раздался крик из-за кустов. — Ты где? Давай отрываться! Прилапошат нас здесь.
Затравленно озираясь, Рогозин, не целясь, выпускал пулю за пулей. Грязный пот стекал по лицу, заливал глаза. Он не вытирал его, только мотал головой, стряхивая с носа соленые капли.
— Начальник! Ты слышишь или нет? — снова крикнул он. — Шабаш! Тикать надо, наши уже далеко, пропадем…
Но не успел закончить фразу. Вениамин отчетливо разглядел, как у того на светлом пиджаке чуть ниже лопаток, черными безобидными кляксами отпечаталась косая строчка автоматной очереди. Рогозин зашатался, сел на траву.
— Как же это без меня, — зашептал он, ощупывая гимнастерку, сознавая, что раны смертельные, и все для него заканчивается здесь — в сумеречном незнакомом лесу среди мокрой колкой осенней травы. Боль разлилась вверх, к затылку, перехватила обручем голову. Сопротивляясь ей, он попытался встать, оттолкнулся сжатыми кулаками от земли, но тело ему уже не повиновалось. Закувыркались, словно в размытом калейдоскопе, ветви берез, перечеркнувшие осветленный край предзакатного неба. Словно не своя, а чужая жизнь разматывалась все быстрее и быстрее и осталось ее всего ничего…
Веня, шатаясь, брел сквозь частый заболоченный осинник. Его группа, наверное, была уже далеко, но теперь это ничего не меняло.
Эсэсовцы приклеились к нему намертво, и скупые автоматные очереди, которыми огрызался Вениамин, не могли разорвать кольцо, замыкающееся вокруг него. Потом опустел второй диск, и Вениамин отшвырнул бесполезный автомат. Доставая из кобуры наган, он загадал, успеет ли выпустить эти последние семь пуль или все кончится раньше. И решил, что все же успеет…
Стрельба доносилась до них долго. Когда перешли вброд болотистую можачину, поросшую редким кустарником, и присели на кочке отдышаться, автоматные очереди и хлопки одиночных выстрелов прервались приглушенным взрывом. Немного погодя, послышался еще один взрыв, и все стихло.
Опустив носилки на траву, они молча сидели на корточках, словно ожидая чего-то. Гусев встрепенулся.
— Может, сходить туда, к ним?
Ему никто не ответил. Только Хижняк заворочался, закряхтел по-стариковски. Наверное, хотел что-то сказать, но не сказал. Поднялся, встал возле носилок, окликнул Коробкова.
