Я усмехнулась. Просвещать его не хотелось, и я мотнула головой.
– Разве значение какое-то плохое? – напрягся Оушен.
– Нет, – вздохнула я. – «Ширин» значит «сладкая, милая, любезная». А смешно мне из-за нестыковки. Родители, наверно, надеялись, что дочка у них другой вырастет.
– Извини, не понял.
– В любезности меня вряд ли заподозришь.
Оушен рассмеялся. Потом пожал плечами и произнес:
– Ну, не знаю. Пожалуй, имя и впрямь не очень подходит. – Он повертел в пальцах карандаш и продолжил: – Ты не любезная, это верно, ты скорее…
Осекся. Вздохнул. Отвел взгляд.
Я растерялась. Как реагировать? Очень интересно, какая я, по мнению Оушена, только совсем необязательно ему знать, что мне это интересно. Поэтому я ждала молча.
– Ты очень сильная, – наконец выдал Оушен, по-прежнему глядя не на меня, а на карандаш. – Впечатление, будто вообще никого и ничего не боишься.
Вот такой характеристики я точно не ждала. Даже рот раскрыла от удивления.
Сильная, ха! Я себя сильной почти никогда не ощущала. По большей части меня терзал страх.
Так я и таращилась на Оушена. Подняв, наконец, взгляд, он увидел мое напряженное лицо.
– На самом деле я много чего боюсь, – прошептала я.
Мы смотрели друг на друга, прерывисто дыша, когда зазвенел звонок.
Я вскочила, покидала вещи в рюкзак и метнулась вон из класса.
В тот вечер Оушен послал мне сообщение:
Чего ты боишься?
Я не ответила.
Наутро я подготовилась – в класс вступила с нужным настроем, который дался титаническими усилиями. Все, я не девчонка. Я – скучнейший, педантичнейший партнер по вскрытию кошачьих трупов. Но случилось нечто – и мои старания пошли прахом.
Мы с Оушеном столкнулись.
Точнее, он на меня налетел. Или нет. В общем, не знаю. Кажется, мимо Оушена спешил кто-то с дохлой кошкой, и Оушен отступил, давая дорогу, и не рассчитал и толкнул меня на входе в класс. Дальше все как в кино.
Я угодила прямо в его объятия, в полете инстинктивно уцепилась за плечи Оушена, и он удержал меня; обвив меня обеими руками, он выдохнул: «Ой! Извини…» – но не выпустил и даже не отпрянул. Я, еще не понимая толком, что́ произошло, дернула головой, хотела заговорить, однако вместо этого мои губы лишь скользнули по шее Оушена. Запах его тела оглушил меня, мое касание оглушило его – он разжал руки, я не успела восстановить баланс. Качнулась, но Оушен поймал мои ладони в свои и снова не дал мне упасть. Глаза у него стали огромными, глубокими, потрясенными. Я шарахнулась, вырвалась. Разрушила связь. Постаралась унять головокружение.
