От Оушена очень хорошо пахло. Сердце опять запрыгало.
Он смотрел с тревогой. Открыл было рот, хотел заговорить. Передумал и отвернулся.
– Ты чего?
Он качнул головой. В уголке глаза мелькнула улыбка.
– Так. Забудь.
Определенно, что-то его беспокоило. Но он сказал: «Забудь» – и я внушила себе, что вовсе не интересуюсь ходом его мыслей. Сменила тему:
– Слушай, а ты в этом городе давно живешь?
Оушен неожиданно обрадовался моему интересу, моему простому вопросу.
– С незапамятных времен. В смысле, мы переехали, когда мне было лет шесть, но сейчас кажется – я тут с рождения.
– Надо же. – Я почти прошептала эти слова. Одной фразой Оушен озвучил мое заветное желание. – Хорошо, наверное, жить все время в одном месте.
Мы продолжили путь.
Оушен сорвал с дерева листок, стал вертеть в пальцах.
– Ну да, ничего, – пожал плечами и добавил: – Правда, скучновато.
– А я бы не прочь. Разве плохо – знаешь всех соседей, в школу ходишь с друзьями детства…
– То-то и оно, – подхватил Оушен. – Ты не представляешь, как они все мне надоели. Умираю хочу вырваться из этого городишки.
– Серьезно? Почему?
Он отшвырнул листок, сунул руки в карманы.
– Уж я бы нашел чем заняться. Поездил бы по свету. Не торчать же в этом болоте. Нет, мне хочется в большой город. И путешествовать знаешь как тянет! – Оушен взглянул на меня и сознался, будто в слабости: – Я ни разу не был за границей. Вот можешь ты такое вообразить?
Я чуть улыбнулась.
– Нет, не могу. Потому что за двоих напутешествовалась. Готова с этим покончить. Осесть где-нибудь. Состариться.
– Тебе всего шестнадцать!
– А чувствую себя на семьдесят пять.
– Очуметь. Надеюсь, ты преувеличиваешь.
– Знаешь, когда мне было восемь, родители надумали вернуться в Иран. Упаковали все наши пожитки, продали дом – и вперед. – Я поправила лямку рюкзака. Вздохнула. – Ничего не вышло. Оказалось, мы – вся семья – слишком американизировались. Слишком много произошло перемен. Однако целых полгода мы жили в Иране. То в городе, то в деревне. Сначала я ходила в пафосную интернациональную столичную школу. Учились там в основном дети дипломатов – все как один избалованные гаденыши. Помню, я из-за них каждый день плакала. Просила: «Мама, можно, я дома останусь?» А потом мы переехали еще севернее, к самому Каспийскому морю, и я стала ходить в деревенскую школу. С деревенскими ребятами. Школа занимала всего одну комнату – совсем как в «Энн из Зеленых Крыш»[8]. И знаешь что? Нигде так славно не было. Это я тебе говорю как человек, сменивший двенадцать школ! – Я рассмеялась и добавила: – На большой перемене за мной целая толпа ребят бегала – просили, чтобы я хоть пару фраз по-английски сказала. Они Америкой просто бредили, – последовал вздох. – Никогда и нигде я так популярна не была.
