Милосердие смерти | страница 27
Нельзя жить только в мире теней. Неужели все в твоей жизни так мрачно? Сплошное горе, сплошные смерти…
Акушер-гинеколог, милая и мудрая врач, принявшая роды, наверное, у половины женщин нашего городка, не дергала меня и не торопила. Я начал внутривенный наркоз. Акушеры пошли на ручное отделение – и тут все началось. При удалении плаценты обнаружилась ретроплацентарная гематома, и одномоментно в таз ухнуло не менее двух литров крови. Мир сразу же перевернулся. Артериальное давление у пациентки скатилось до нуля, но сердце еще билось. Губы у молодой мамы стали синими, вокруг глаз легли черные тени. Маска смерти легла на ее божественный лик. И если бы не две вены, одна из которых была центральная, через пару минут смерть была бы неизбежна. Растворы лились в вены струей, я нагнетал их с помощью груши от аппарата измерения давления. Первые минуты мы с ней выдержали, но ситуация оставалась критической. Я заинтубировал трахею и начал искусственную вентиляцию легких. Милая девочка чуть-чуть порозовела, но смерть еще плотно держала ее в своих объятиях. Надо было решать, что делать. Роддом был на частичном ремонте, а нужно было идти на большую операцию и удалять матку с перевязкой сосудов. Работающая операционная находилась в другом корпусе. И вот я, качающий дыхательный мешок, анестезистка, держащая две капельницы, молодая мамочка в наркозе на носилках, которые несут санитарки, и женщины врачи-акушеры медленно двинулись из родовой. Спустились осторожно на первый этаж по скрипучей деревянной лестнице, прошли метров пятьдесят по улице, зашли во второй корпус. Благо операционная была на первом этаже. К этому времени я уже знал, что у меня наготове три донора – двое из состава дежурной бригады и один едет из города. Начали операцию под переливание первых капель донорской крови. Дальше все пошло спокойно и плавно. Наша мадонна порозовела, чернота с глаз и синева с губ исчезли, артериальное давление стабилизировалось. Матку убрали быстро и технично. Я уже вовсю шутил, отпускал игривые замечания в адрес коллег. Все предвещало хороший конец.
И вдруг кровь в ране стала мгновенно черной. Я схватился за пульс – не прощупывается. Трубкой сердце – сердца нет. Все, остановка, клиническая смерть. Дальше уже как машина – закрытый массаж сердца, внутривенно адреналин, атропин, сода, гормоны, кислород на сто процентов. Сердце стояло пять минут, но я продолжал массаж. Десять минут – сердца нет. Что чувствует врач, когда проводит реанимационные мероприятия? Для меня это и тогда, и сейчас катарсис, ощущение того, что вступаешь в потусторонний мир, ощущение полной сюрреальности. И порой, проводя массаж сердца, ощущение того, что ты наблюдаешь сам себя и умирающего со стороны. И всегда с одной точки, в метре от грудной клетки пациента и чуть-чуть сбоку, слева.
