Ты сегодня спросила меня:
– Отчего ты помнишь только печальные истории с ужасным концом? Нельзя жить только в мире теней. Неужели все в твоей жизни так мрачно? Сплошное горе, сплошные смерти…
Что мне сказать тебе, мой друг, конечно же, нет. Только те, кто выжил, те, кто выздоровел, их большинство. А те, кого я провожал в последний путь, они в моем сердце, они боль моя и моя печаль. Ибо в каждом фатальном случае я чувствую свою вину. Чувствую свою несостоятельность и как врача, и как человека. Это мой постоянный бой со смертью, мой путь.
И сразу же после нашего разговора я вспомнил о той грандиозной битве со смертью. Той, что во многом определила мою судьбу.
Итак, слушай. Я совсем молодой врач, первый год после интернатуры, возглавляю анестезиологическо-реанимационную службу сибирского городка со стотысячным населением в тайге среди гор и речек. В моем подчинении четыре врача и тридцать сестер. До ближайшего крупного центра триста пятьдесят километров.
Лето было в разгаре. Прекрасное сибирское лето – жаркое, но не очень, с теплыми ночами и без дождей. Сидя в ординаторской, увешанной фоторепродукциями еще мало тогда известного Эшера, слушая на катушечном магнитофоне «Wish You Were Here» и покуривая самые «фирменные» тогда сигареты «БТ», я мечтал о спокойной ночи и маленьком краткосрочном ночном адюльтере, то ли с милой гинекологиней Настенькой, то ли с Валентиной, операционной сестрой (старше меня лет на пятнадцать, но красивой и статной). И тут – звонок телефона, как всегда, противный и тревожный:
– Артем Сергеевич, вызывают в роддом, на ручное отделение плаценты, машина уже выехала.
«Началось… Ну да ладно, это минут на тридцать-сорок», – подумал я и начал собираться.
Был я тогда метр девяносто роста при весе семьдесят пять килограммов и сорок восьмом размере джинсов, с громадной копной кудрявых волос а-ля Анджела Дэвис и носил деревянные сабо на высокой платформе.
Через пятнадцать минут мы с моей анестезисткой уже были в родильном зале роддома. Молодая первородка из глухой сибирской деревни лежала на гинекологическом кресле и готовилась к ручному отделению плаценты. Полчаса назад она родила девочку-крепышку (в девять баллов по шкале Апгар) и была усталой, но безмерно счастливой и спокойной, с улыбкой сибирской мадонны.
Теперь, спустя много лет, я понимаю, что смерть уже стояла за нашими спинами, но и Бог распростер свою длань над нами: я до сих пор не могу понять, ну что, что меня сподвигло на катетеризацию центральной и периферических вен в ситуации, которая не предвещала абсолютно ничего плохого.
