Когда Кути стащил с себя рубашку и джинсы и, не глядя, стряхнул куда-то на сияющий пол мокрые кроссовки, женщина поцеловала его, обвила руками за шею, ее мантия распахнулась, и ее горячая кожа приникла к его холодной груди. Ее язык, скользнувший между зубов, обжег его, как электрический удар.
Они рухнули поверх покрывала на огромную кровать под нависающим балдахином, и Кути лихорадочно пытался освободить руки, чтобы стянуть с себя облегающие трусы, а она в это время целовала его шею и грудь – и тут он разобрал ее шепот:
– Дай мне себя, – хрипло приговаривала она, – ты не девственник… Заполни меня… ты такой большой… ты способен дать мне больше, чем я смогу принять… и почти без риска умереть.
«Умереть?» – повторил он про себя, и тут ее зубы нежно прикусили кожу над напряженным мускулом сбоку его шеи.
Если она и пустила ему немного крови, то всего лишь капельку, и ощущение было лишь приятным.
Но он внезапно понял, что его психическое внимание и само его «я» широко раскрыты и туго растянуты, а женщина всей силой своего разума пытается отгрызть кусок его души.
…И в невыносимом воспоминании, мелькнувшем в голове, он вновь оказался привязан липкой лентой к сиденью минивэна, покачивавшегося внутри большой фуры, – «лодка в лодке» – и однорукий безумец тыкал его охотничьим ножом в ребра, пытаясь отрезать часть его души и потребить ее…
Внезапно комната как будто накренилась, стала темнее и жарче, и он проникся безрассудной уверенностью, что вот-вот всем своим физическим телом провалится в ее рот-печь, который в это мгновение паники, достойной самого ужасного кошмара, представился ему черным разинутым зевом камина прямо под ногами.
Он почувствовал, что заскользил туда…
И со всей психической силой, которую события этого страшного утра пробудили в нем, нанес удар такой силы, что испугался, не лопнул ли у него в голове какой-нибудь сосуд.
Физически он при этом не шевельнулся, и лишь через секунду осознал, что кожа женщины невероятно холодна и голая грудь неподвижна – она не дышала.
Он высвободил руки из-под холодной тяжести тела и соскочил с кровати. Всхлипывая и дрожа всем телом, он неловко натянул джинсы и рубашку и уже совсем было запихнул ноги в мокрые кроссовки, как дверь из коридора распахнулась.
В двери обрисовался силуэт старухи.
– Позвоните… 911, – с трудом выдавил Кути. – Кажется, она…
– Она мертва, сынок, – сурово сказала старуха. – Оба телефона внизу звонят сами по себе, да так, что у их несчастных магнитов чуть провода не обрываются, а по большому зеркалу бога прошла трещина. Она мертва и улетела, как пушечное ядро, в телесном образе прямиком за пики Индии. Бедная женщина всего-то хотела хоть немного настоящего тебя, и ты не мог поделиться с нею? Сынок, ты не знаешь своих сил. – Она покачала головой. – Он не может встретиться с тобой сейчас, хоть с покаянным завтраком из вина и оленины, хоть без него. Придется вам встретиться попозже – и, наверное, он обойдется с тобой не так вежливо, как это было бы сегодня. А сейчас туман закрыл тебя от его взгляда.
