На третий день он уже приноровился шагать размашистым охотничьим шагом, и ранец на спине больше не мешал. Идти по холмистой местности было нелегко, приходилось то подниматься, то спускаться, нагружая все мышцы. Чтобы пройти сквозь густые заросли колючего кустарника, приходилось постоянно менять направление, что отнимало много времени и почти вдвое увеличивало дистанцию между начальной и конечной точками похода. Вдобавок высохшая трава сыпала семенами; острые, как и шипы кустарника, они легко проходили сквозь шерстяные носки и вонзались в ступни. Чуть не каждые полчаса приходилось останавливаться и вытаскивать их; однако в этот день он прошел миль тридцать, не меньше. Уже в сумерках Марк преодолел еще один из бесчисленных кряжей. Далекие голубоватые очертания Чакас-Гейт почти сливались с темнеющими вечерними облаками.
В ту ночь он остановился на ночлег под деревом колючей акации и при свете костра поужинал мясными консервами с маисовой кашей. Сухие ветки акации горели характерным для этой древесины ярким белым пламенем, распространяя вокруг запах ладана.
Генерал Шон Кортни стоял возле посудного шкафа из тикового дерева с рядами гравированных стеклянных зеркал и наборами столового серебра. В одной руке он держал резную вилку с ручкой из слоновой кости, а в другой – длинный нож шеффилдского серебра.
Ножом он сейчас орудовал не по назначению, а для наглядности, обращаясь к почетному гостю за своим столом.
– Я прочитал эту книгу за день, пришлось не спать до глубокой ночи. Поверь мне, Ян, это его лучшее произведение. Он проделал огромную исследовательскую работу, это выдающийся труд.
– С нетерпением жду минуты, когда начну читать, – отозвался премьер-министр, согласно кивая в знак признания заслуг автора обсуждаемого произведения.
– Она пока еще в рукописи. Лично я не вполне удовлетворен, считаю, что надо еще кое-что причесать и подчистить.
Вспомнив про жаркое, Шон ловкими однократными движениями ножа нарезал розовую говядину на пять тонких ломтиков, щедро опоясанных кольцом желтого жира.
Вонзив вилку в один из кусков, он положил мясо на фарфоровую розенталевскую тарелку, и слуга-зулус, в ниспадающей складками накидке из легкой белоснежной ткани с длинными, завязанными крест-накрест на талии концами и с феской на голове, немедленно отнес тарелку к месту во главе длинного стола, где должен сидеть сам Шон.
Шон отложил разделочный нож в сторону, вытер руки о льняную салфетку и, пройдя за слугой к столу, сел на место.
