– У нас таких побрякушек полно… они мало кому нужны, – сказал хозяин и поджал губы. – Двенадцать фунтов десять шиллингов.
– Долго храните до того, как продавать? – спросил Марк; ему вдруг стало жаль расставаться с этим кусочком металла на шелке.
– Один год.
Последние десять дней непрерывных поисков работы вконец истощили его денежные запасы, да и бодрость духа тоже.
– Согласен, – сказал он хозяину.
Пока тот выписывал квитанцию, Марк успел побродить по закоулкам магазина. Обнаружил связку старых военных ранцев, выбрал себе один. Подошел к стойке с винтовками, в основном старыми, системы Мартини и Маузера – ветераны бурской войны, – но одна из них отличалась от остальных. Приклад выглядел почти как новенький, смазанные металлические части блестели, взгляд не находил ни царапин, ни следов ржавчины. Марк взял винтовку: и форма ее, и ощущение, когда держишь ее в руках, пробудили вереницу воспоминаний. Он постарался поскорее отбросить их. Там, куда он собирался отправиться, винтовка ему пригодится, и разумнее иметь оружие, которое хорошо знаешь. Само Провидение подсунуло ему здесь «ли-энфилд», а воспоминания… пошли они к черту, решил он.
Он открыл затвор и, глядя через казенную часть на свет, попадающий через открытую дверь с улицы, проверил ствол. Канал безупречен, нарезка почти идеальная, отчетливо видны ее блестящие спирали, без порохового нагара или оспин коррозии. Прежний владелец умел ухаживать за оружием.
– Сколько? – спросил он хозяина.
Глаза этого человека за стеклами очков превратились в безжизненные пуговицы.
– Это очень хорошая винтовка, – сказал он, – я заплатил за нее кучу денег. Вместе с ней идет еще сотня патронов.
«Пожил в большом городе и стал каким-то совсем слабеньким, – думал Марк. – Прошагал всего-то пяток миль, а ноги уже болят, ремень винтовки и лямки ранца больно врезаются в плечи».
Во время первого ночлега, когда он лежал у костра, а потом уснул, у него возникло такое чувство, будто его избили палкой. А утром, пытаясь сесть, он застонал от боли: ноги не разгибались, то же самое происходило со спиной и с плечами.
Первую милю после ночлега он едва ковылял, будто старик, пока мышцы не размялись как следует, а когда достиг козырька нагорья и стал спускаться к прибрежной низине, дело пошло совсем хорошо.
От Андерсленда он старался держаться как можно дальше и через реку переправлялся на пять миль выше по течению. Раздевшись, сложил одежду, ранец и винтовку на голову и двинулся через реку вброд по мелководью между белыми песчаными отмелями. Потом, не одеваясь, растянулся на скале, словно ящерица. А когда подсох на солнышке, снова оделся и двинулся дальше на север.
