Если условия избираемости исключают одно способное лицо только раз в течение двенадцати лет, то это действительная утрата, тогда как исключение целых тысяч неспособных людей не делает никакого вреда, потому что если бы избирательные собрания принуждены были вербовать неспособных, то в таких лицах никогда нет недостатка. Во всех сколько-нибудь трудных и важных делах лица, умеющие с ними справиться, всегда малочисленнее сравнительно с запросом, даже при самом широком поле выбора. Но всякое стеснение выбора в более узких рамках отнимает у общества шансы иметь способных деятелей, не освобождая его от неспособных.
В настоящее время женское бесправие составляет в наиболее образованных странах единственный пример того, как законы и учреждения стесняют деятельность лица при самом его рождении и определяют, что такие лица никогда в течение всей жизни не должны думать о достижении известных положений. Единственное исключение делается для монархического принципа. Люди для трона все еще родятся; вне царствующего дома никто не может возвыситься до этого положения, да и в самой царствующей фамилии оно достается только путем наследства. Все прочие звания и социальные преимущества открыты для всего мужского пола; правда, многие из них достигаются только при помощи богатства, но наживать богатство не запрещается никому, и действительно, мы видим, что оно приобретается людьми самого низкого происхождения. Нет сомнения также, что трудности бывают непреодолимы для большинства без содействия особенно благоприятных обстоятельств, но ни один мужчина не поставлен за какой-нибудь легальной преградой; ни закон, ни общественное мнение не присоединяют искусственных препятствий к естественным. Итак, общественное отстранение женщин, на которое они осуждаются самим фактом рождения, составляет одинокий пример этого рода в новейшем законодательстве. За исключением этого случая, где дело идет о половине человеческой расы, ни для кого более уже не замыкаются высокие общественные отправления одной фатальной случайностью рождения, которой не может преодолеть ни эмиграция, ни какая бы то ни была перемена обстоятельств; даже церковное отлучение (к тому же почти вышедшее из употребления в Англии и в Европе) не заграждает пути кающемуся грешнику.
Таким образом, среди современных социальных учреждений общественное подчинение женщин является одиноким фактом, единственным противоречием тому, что сделалось их фундаментальным законом; это исключительный, оторванный образчик старой мысли и старой жизни, изгнанный из всех прочих отправлений нашего быта, но удержанный в деле наиболее всеобщего интереса. Это несколько похоже на то, как если бы исполинский друидский дольмен или громадный храм Юпитера олимпийского возвышался на площади Св. Павла и был предметом вседневных поклонений, тогда как христианские церкви существовали бы только ради празднеств и торжественных случаев. Нет сомнения, что добросовестный наблюдатель человеческих стремлений невольно должен серьезно призадуматься над этой полнейшей нескладицей этого социального факта с теми, которые его окружают, над этим коренным противоречием между его характером и прогрессивным движением, составляющим гордость современного человечества и уже давшим чистую отставку всему, что гармонировало с духом указываемого факта. При этом невольно рождается враждебное факту убеждение, далеко перевешивающее всякое доказательство, какое может только проистекать в пользу этого факта из обычая и стародавнего порядка; нельзя не видеть, что в этом случае вопрос делается по крайней мере спорным, подобно выбору между роялизмом и республиканизмом.
