Как бы то ни было, но мы имеем полное право требовать, чтобы вопрос этот не был рассматриваем с предвзятой точки зрения существующего факта и существующего мнения, но должен быть подвергнут обсуждению во всех своих внутренних качествах. Как при оценке всякого другого социального порядка, так точно и здесь, решение должно зависеть от того, чтобы строго-обстоятельное взвешивание сущности факта и его последствий было признано наиболее выгодным для человечества вообще, без всякого различия полов; это – вопрос справедливости и общественной нужды. И притом обсуждение должно носить характер серьезного дела, должно проникать до самых оснований системы, а не ограничиваться только поверхностными и общими приемами. Например, было бы совершенно недостаточно заявить в виде общего положения, что опыт человечества высказался в пользу существующего порядка. Опыт не мог высказаться по отношению к обеим сторонам, потому что до сих пор практическому испытанию подвергалась только одна из них. Если нам скажут, что доктрина о равенстве полов опирается только на теорию, то мы напомним, что и противоположное учение, кроме теоретического, не имеет никакого другого основания. Все, что только непосредственный опыт может сказать в его пользу, заключается в том, что человечество могло существовать при настоящей системе и достигнуть той степени прогресса и благосостояния, какую мы видим теперь; но могло ли это благосостояние быть достигнуто ранее при другой системе, дальше ли мы шагнули теперь, чем было бы тогда, об этом нам опыт не говорит ровно ничего. С другой стороны, опыт положительно заявляет, что каждый шаг на пути прогресса сопровождался соответствующим поднятием общественного уровня женщин, что поднятие или понижение этого уровня принималось историками и философами за самое верное свидетельство, за наиболее точное мерило цивилизации известного народа или века. Через весь прогрессивный ход человеческой истории положение женщин более и более приближалось к равенству с мужчинами. Это само по себе еще не доказывает, чтобы такое уравнение должно было непременно дойти до полного равенства, но бесспорно то, что такое предположение уже теперь получает некоторую силу.
Не следует также отделываться тою фразою, что природа обоих полов, предназначив их для настоящих отправлений и занимаемого ими положения, сама отвела им наиболее сподручные для них роли. Становясь на почву здравого смысла и развития человеческого ума, я отвергаю, чтобы кто-нибудь знал или мог знать природу обоих полов, пока они находились в ненормальном отношении между собою. Если бы в каком-нибудь обществе мы видели мужчин без женщин или женщин без мужчин или если бы где-нибудь существовало такое общество мужчин и женщин, в котором женщины не жили бы под контролем мужчин, то еще, пожалуй, можно было бы знать что-нибудь положительное относительно умственных и нравственных различий, присущих природе того и другого пола. То, что мы называем женской натурой, есть явление в высшей степени искусственное, результат насильственного стеснения некоторых сторон и неестественного возбуждения других. Можно смело утверждать, что ни в каком другом порабощенном классе характер не подвергся такому сильному противоестественному извращению вследствие отношений к поработителям. Если побежденные и подпавшие рабству племена и были в некоторых отношениях стеснены сильнее, тем не менее не все в них было сдавлено под железной пятою, и то, что было предоставлено свободному развитию, развилось сообразно со своими собственными законами; но по отношению к женщинам известные стороны их природы ради удовольствия господ систематически подвергались тепличному и парниковому воспитанию и выхоливанью. Неудивительно поэтому, если некоторые продукты общей жизненной силы разрослись привольно и достигли значительной степени развития в этой горячей атмосфере, при постоянном уходе за ними, тогда как другие отпрыски того же корня, оставленные вне, на холодном воздухе, и умственно обложенные льдом, захирели, а некоторые исчезли потому, что были сожжены слишком деятельным жаром. Но мужчины с тою неумелостью видеть дело своих рук, которая характеризует недалекие умы, беспечно верят, что дерево само собою растет так, как они заставили его, и что оно зачахло бы, если б одна его половина не была погружена в паровую баню, а другая – в снег.
