– Вы будете смеяться, но листок занесло ко мне на балкон ветром, – Эвинол даже улыбнулась – впервые за сегодняшний вечер.
– Не буду, – мрачно ответил Шанари. – Это не смешно. Мне жаль, что вам пришлось увидеть и услышать этот бред. Я бы посоветовал вам выкинуть его из головы.
– Ну уж нет. Теперь я не оставлю вас в покое, пока все не разузнаю.
Она вновь опустилась на диван и приготовилась слушать. Герцог Райн’яр присел рядом с ней, как обычно, подчеркивая свою близость и положение нареченного королевы.
– Не представляю, о чем тут говорить. В тяжелые времена людскими умами овладевает безумие и самые странные идеи кажутся исполненными глубокого смысла. Уж не знаю, кому первому пришла мысль вытащить на свет древних богов из сундуков забвения, но подхватили ее в народе с удивительным единодушием.
– Древних богов? – королева наморщила лобик в задумчивости. – Ветра?
– Их самых. Уж вам ли, ваше величество, не знать, о ком идет речь? Помню, в детстве вы очень интересовались культом ветров.
– Не всех ветров, а только Инослейва, – поправила Эвинол. – Мне очень нравились легенды о нем. Но в них западный ветер назывался скорее хозяином этих мест, чем богом. Хотя я, разумеется, знаю, что давным-давно люди поклонялись ветрам. Но разве ветра не превратились в сказку в людском сознании? Разве мой детский интерес к Инослейву не вызывал добродушной усмешки даже у тех, кто потакал мне в этом увлечении?
– Тут все несколько сложнее, ваше величество, – вздохнул Шанари.
Он окинул критическим взглядом этих детей, которым предстояло править Илирией. Не знать таких элементарных вещей! Нет уж, герцог, не стоит вам казнить старого Шанари. Куда вы оба без меня? Странно, но недовольство будущими правителями мешалось в его душе с чем-то вроде отеческой нежности. Как много им предстоит еще узнать, причем узнать именно от него! И пусть решение оставить жизнь Эвинол по-прежнему представлялось ему сомнительным, Шанари был рад сбросить со своей совести тяжкий груз. Кроме того, его грела мысль, что теперь он сможет стать истинным наставником не только ей, но и ее мужу, если тот сумеет преодолеть предубеждение.
– Дело в том, что тяжкие невзгоды – лучшая почва для процветания любой религии. Войны, голод, эпидемии, буйство стихии – все это беды, с которыми простой человек не может справиться сам. Вот тут-то он и вспоминает богов, которые в благополучные времена ему без надобности. По крайней мере, это верно в отношении людей цивилизованных. Дикари на заре времен даже чихнуть не могли, не заручившись благословением богов, но чем дальше, тем больше люди верили в себя. Логично, что со временем на место древних богов люди поставили себя, а религия рассыпалась на осколки сказок, мифов и легенд – вроде тех, что были так любимы вашим величеством в детские годы. Однако боги пылятся в забвении лишь в относительно спокойные, благополучные времена. Стоит нагрянуть беде, как все меняется местами. Возможности человека ставятся под сомнение, а всесилие богов, напротив, вновь становится догмой. И уж конечно, не потому, что боги как-то доказывают свою силу, а потому, что, кроме божественного вмешательства, надеяться не на что. Кроме того, сами по себе невзгоды приписываются божественному гневу. Вот и выходит, что чем хуже людям живется, тем сильнее религия.
