Разгуляй | страница 47



А вот теперь исключили. И опять из-за Мельницы, она вообще с тех пор придиралась ко мне. Так и сегодня: спросила именно невыученную теорему, про другие даже не заикнулась… У меня и без того на душе кошки скребли, а тут — на́ тебе — новый сюрприз. И тогда я, обозлившись, вывел на тетради по геометрии крупными буквами: «Все женщины — подлые люди». Но на уроке мне не удалось довести до сведения Мельницы свое глубокомысленное умозаключение, хотя я старательно подсовывал ей тетрадь, когда она подходила к моей парте, — Мельница вообще была близорукой. Поэтому трудно сказать, какой оборот получил бы инцидент с двумя «гусями», если бы не одно обстоятельство.

У нас в школе существовала традиция «линчевать» учителей за двойки и всякие другие неприятности. Акт «линчевания» возлагался на пострадавшего. Сразу после геометрии я не успел приготовиться к приведению в исполнение казни, потому что вытаскивал из-под скрепок кусочки бумаги, оставшиеся от вырванной из дневника страницы с двумя двойками. Зато к следующей перемене все было готово: Мельница предстала вырезанным из бумаги силуэтом женщины, из-за спины которой высовывались традиционные для Марии Марковны четыре ветряных крыла. И вот одна петля резиновой рогатки затянулась на бумажной шее Мельницы, а во вторую всовывается нажеванная промокашка. Жертва летит под потолок коридора и раскачивается на резинке от движения воздуха. Ликующая толпа душераздирающими криками приветствует акт справедливого возмездия.

Для борьбы с «линчеваниями» в коридорах дежурили учителя. На этот раз за порядком следил всем ненавистный Кайзер — историк Казимир Болеславич Чернецкий со своей неизменной бамбуковой указкой, которую он частенько пускал в ход в качестве карающего меча. Мрачная фигура долговязого Кайзера замаячила в конце коридора. Мы приутихли, а он, не говоря ни слова, видимо рассчитывая учинить расправу после, вынес из класса стул, встал на него и начал сшибать указкой Мельницу. Но до нажеванной промокашки он никак не мог дотянуться и только ударял по болтающемуся на резинке силуэту. Кайзер остервенело рубил воздух, а мы приходили во все большее возбуждение. Я кричал громче всех, потому что был доволен своей работой. Вдруг Кайзер быстро опустил голову, зло блеснули его глаза, и он, изловчившись, перетянул меня вдоль спины указкой, а я то ли от неожиданности, то ли в инстинкте самозащиты рванул ее, и она, треснув, сломалась. С испугу опрометью бросился я из коридора вниз по лестнице…