«Эка закрутил, — внутренне усмехнувшись своей высокопарности, подумал я. — Видно, лекция старика не прошла даром».
— Ну а кроме того, утверждение православия выводило Русь из состояния изоляционизма, расширяло международные контакты, — уже как бы между прочим заметил я.
— А мое внимание привлекла чисто гуманистическая сторона. Мне кажется, что какие-то примеры могли бы быть полезными и сегодня.
— Ну а как же… Не на год и не на два создавалось. А кроме того, в общественной практике все это отшлифовывалось, обкатывалось, приспособлялось к потребам жизни. Возьмите хотя бы те же десять заповедей или те нравственные критерии, которые с такой настойчивостью проводятся в житиях печерских святых: порицание корыстолюбия, милосердие к больному и слабому, верность принятому на себя долгу, трудолюбие, целомудрие… От всего этого просто так не отмахнешься. Религия — это очень тонкий инструмент воздействия на сознание людей…
— А знаете, что произвело на меня наибольшее впечатление? Этот вот… который себя закопал. Тридцать лет смирял плоть! Это ведь подумать только…
…Мы с Зоей будто бы с полуслова понимали друг друга. Меня даже раздражало такое единодушие в оценках и мнениях. И сейчас, как нарочно, она вспомнила про Иоанна Многострадального, образ которого гвоздем засел в моем сознании… Но зато я просто наслаждался ее тонкими наблюдениями: то она высказывала довольно оригинальные проекты консервации руин Успенского собора, то своеобразно прочитывала мотив росписи или лепнины. Все это невольно сближало нас… Сначала я не придавал нашей встрече серьезного значения. Потом в душу исподтишка закралось что-то щекотливое, и во спасение я призвал образ Тани. Но тут снова какие-то хитросплетения завертелись в голове, и я недвусмысленно подумал, что все это неспроста…
Выставка Катерины Билокур была небольшой по объему, но пробыли мы на ней довольно долго. Каждую картину Зоя как будто пробовала на зубок и просмаковывала, а мне было приятно и интересно слушать ее. Однако сами по себе работы Билокур не произвели на меня особого впечатления — я не люблю живописной орнаменталистики, а здесь она цвела буйным цветом. Зоя уверяла меня, что я говорю так, потому что не знаю подлинного украинского искусства. Я, конечно, соглашался, что не знаю… И вдруг она говорит:
— А хотите, зайдем в один домашний музей? Там чего-чего только нет! Настоящая лавка древностей.
— Иконы, наверное?
— Не только. Там этнографический уклон — есть даже предметы трипольской культуры. Но ужасная бессистемность. Иван Афанасьевич собирает все подряд. Иногда ему попадаются жемчужные зерна — особенно среди икон.
