Но полицай у входа на мост, около пожарного ящика с песком, ни о чем не стал спрашивать. Он видел, что я несу немцу чемодан, и заговаривать с офицером не решился.
Шли по мосту, обдуваемые гарью локомотивов, пыхтящих на путях. Белые клубы пара переваливались через перила моста, просачивались сквозь неплотно пригнанные доски настила.
Справа, рядом с мостом, разгружались санитарные поезда. Все как на ладони. Вот бы откуда вести наблюдение. В момент сосчитал пятнадцать вагонов. Состав разнокалиберный, нестройный. Вагоны и по форме и по высоте разные — здесь и польские миниатюрные вагончики, и немецкие цельнометаллические с покатыми крышами, и наши квадратные, словно большие зеленые сундуки.
Дальше у самого вокзала стоял эшелон с итальянскими солдатами. То, что это итальянцы, узнал потом, а тогда, увидав на открытых платформах возле автомобилей и орудий солдат в незнакомой форме, засмотрелся. Это было похоже на киносъемку или на представление, настолько театрально они выглядели в своих брюках-гольф под колено, в шапочках с длинным шнуром, увенчанным кистью. Черненькие, курчавые, они щебетали на своем певучем языке.
Спустившись с лестницы к самому вокзалу, немец сунул мне новенькую, лощеную, как он сам, марку, забрал чемодан и удалился. Мне предстояло выбираться отсюда самому. Я подумал, что, если пойду в сторону Граевки, меня непременно задержат. Потом доказывай, как ты сюда попал. Полицай же со стороны города видел, как мы прошли с немцем.
Но именно тот самый полицай, который несколькими минутами раньше не проронил ни единого слова, сейчас, когда я собирался пройти мимо, преградил дорогу.
— Ты что, не знаешь, что тут цивильным ходить воспрещается, «ферботен», — для надежности произнес «воспрещается» по-немецки и указал на щиты с этим словом, приколоченные внизу у входа на лестницу.
— Но вы же видели, я прошел только что с гауптманом.
— Ну, видел, шо из этого. Зараз ты идешь сам, — нахально сказал полицай.
С его желтого малярийного лица не сходило выражение злорадства. Поначалу я думал, что он постращает и отпустит, ведь дело-то имел не со взрослым, а с пацаном. Но когда он окликнул своего напарника, прохаживающегося внизу по путям, сомнение исчезло.
— Слухай, Степан, покарауль тут за меня, пока я отведу до комендатуры.
Комендатура железнодорожной полиции помещалась около вокзала рядом с санпропускником в небольшом кирпичном домике. Пока мы шли туда, в мыслях было всякое. Конечно, с полицаями лучше не связываться, но что они могут мне сделать. Потребуют документы, а какие могут у меня быть документы. Спросят, почему очутился на мосту — объясню.
