Мне не оставалось ничего иного, как последовать его примеру.
— Давай смелей, у тебя отлично получается, — подбадривал Збышек.
— А бархатка-то мировая, где достал?
— Хочешь подарю?
— Сам чем будешь работать?
— У меня есть, бери, — соврал я.
Мне очень хотелось сделать Збышеку что-то приятное. И я радовался предоставившейся возможности. В полдень я собрался уходить.
— Куда ты? — поинтересовался Збышек. — Сейчас самая работа начнется. Днем в основном поезда и прибывают.
Задание Бориса у меня не выходило из головы. Я так замотался со своими делами, что до сих пор не был у платформ, где разгружаются санитарные поезда. Надо это делать с самого утра и к вечеру, по дороге домой решил про себя. Я не должен прозевать ни одного санитарного состава, а если еще что узнаю, тоже ругать не будут.
Ворота товарного двора были открыты, и оттуда одна за другой вылетали санитарные машины. Значит, сегодняшний поезд уже прибыл. Но с улицы просматривалось не много, только два-три вагона, остальные были заслонены стеной пакгауза. Узнать, сколько примерно привезли раненых, возможно, лишь подсчитав вагоны. Я вертелся перед воротами, не зная, что предпринять. Пытался прошмыгнуть в ворота, но остановил полицай. Потом я догадался взобраться по остаткам покореженных лестниц в разбомбленном доме напротив и оттуда из-за стены на уровне третьего этажа наблюдать, как разгружается состав. Я не был в восторге от своего наблюдательного пункта. Во-первых, это довольно далеко от места разгрузки, во-вторых, остатки перекрытий между этажами, где я пристроился, держались на честном слове.
Но главный недостаток заключался в том, что боковой стены у дома вообще не было, меня легко можно было обнаружить с улицы, если бы кто-нибудь пожелал присмотреться.
Лучше всего пути около вокзала, и сам вокзал, и товарная станция, и все эшелоны в районе центрального узла просматривались с пешеходного моста, того самого, по которому разрешалось ходить только немцам. Однажды мне все же довелось пройти по нему, но прогулка эта кончилась для меня печально.
Пешеходный мост был переброшен через железнодорожное пути от привокзальной улицы до вокзала и далее до дороги, ведущей на Граевку. Держался он на склепанных металлических опорах. Молниеобразные пролеты дощатой лестницы, схваченной железными скобами, гулко гремели, когда по ним поднимались.
Темноволосый, стройный гауптман всучил мне чемодан и приказал нести, после того как я почистил ему в городе сапоги. Груз был не тяжел, немец мог бы его отлично донести сам. Он шел прямо, большими шагами, и я едва поспевал за ним. Когда я увидел, что немец собирается идти через пешеходный мост, я, как мог, попытался объяснить ему, что мне по этому мосту ходить не разрешается. Офицер не понял или даже не пожелал слушать меня, поманил рукой и легко, вприпрыжку, продолжал подниматься по лестнице. Я глядел сзади на его туго подтянутые галифе и думал, как выпутаться из этой ситуации. Хотя, в конце концов, я тут ни при чем. Немец меня заставил нести чемодан, с него и спрашивайте.
